Маленький ныряльщик
Шрифт:
Впервые мне удалось наблюдать действие собственного детища. Страшноватенько, признаюсь.
– Так что, Пётр Семёнович, с победой.
– Взаимно, Степан Осипович, взаимно. Идёмте однако искать встречное течение.
– Как прикажете.
Мы уже под водой. Выходим прямиком на середину пролива и последний раз оглядываемся по сторонам. В городе наблюдается какое-то оживление. Северный ветер отлично чувствуется -- слышно его действие на мембраны передних звукоуловителей. Винты остановлены и я осторожно настраиваю лодку на минимальную отрицательную плавучесть. Пассивно погружаемся, каковое действо чаще всего определяют
Десять метров. Ещё светло, хотя поверхность воды уже не выглядит как что-то определённое. Мутно.
Двадцать метров. Сумерки.
Тридцать метров. Густые сумерки.
Сорок метров. Глубина перестала возрастать. Вверху светлее, чем внизу, но ничего кроме этого различить мы не способны. Шторм всё настолько перебаламутил, что говорить о какой-то прозрачности я бы не решился.
– Мы не движемся, Пётр Семёнович?
– Относительно воды -- нет. Но сама вода несёт нас на север в Черное море. Часа четыре никаких развлечений, корме слежения за глубиномером, предложить вам не могу. Сам же я, с вашего позволения, вздремну.
– Как же вы будете проводить наполнение дыхательного мешка, если заснёте?
– Я так много времени провёл с ним, что управление клапаном стало у меня рефлексом. Готовился ведь и к многосуточным походам. Тренировался, сживался. Вот и пригодилось.
– А отчего мы перестали погружаться, позвольте спросить?
– Встречное течение имеет более высокую солёность, отчего вода в нём плотнее. Разница в абсолютном исчислении невелика, но наш корабль очень чувствителен к подобным изменениям, когда хорошо уравновешен.
Забавно, знаете ли, давать объяснения человеку, который сам изучал это явление. Немного позднее, как я понял. Потому что в данный момент о нём не знает.
– А почему мы не помогаем движению, позвольте полюбопытствовать?
– неугомонный он всё-таки. Хотя, только что ведь впервые в жизни провёл успешную атаку с подводного корабля.
– Потому что не только ничего не видим, но и не имеем представления о том куда двигаться. Всплывать для ориентации -- значит попадать во встречное течение и терять много времени. Кроме того, сам процесс всплытия должен быть плавным, потому что в крови у нас растворяется азот -- мы ведь под давлением пять атмосфер. Так уж наша лодка устроена. И от этого азота кровь должна избавляться постепенно, чтобы не вскипела. Я не помню точных значений, но при подъёме на каждые двадцать метров станем по часику оставаться на достигнутой глубине. И будем уповать. И на то, что течение нас об скалу не ударит, и что кровь не закипит.
Ну вот, вроде, угомонился.
***
– Пётр Семёнович, четыре часа прошло, - протяжный зевок в загубник. Да уж, досталась Макарову вахта. Кажется, подобный вид пытки называется сурдокамерой. Это когда тишина и ничего не происходит.
Будь я один -- спал бы, наплевав на возможные опасности. Всё равно ничего с ними не поделаешь.
Смотрю на глубиномер -- сорок пять метров. Ничего страшного. Даю самый малый ход курсом на север и, поднявшись до тридцати метров, выхожу на горизонталь. А тут куда как веселей. Вода заметно прозрачней и виден не только нос лодки, а даже какая-то перспектива открывается. Так и идем черепашьим шагом. Всё-таки на душе спокойней, если уверен, что не влепишься ни во что с неизвестной скоростью. На всякий случай выдерживаем это режим полтора часа. Это я после Батумского похмелья осторожничаю, подозревая, что меня тогда прихватила кессонка. Ещё полтора часа на двадцати метрах и столько же на десяти. Подумал немного -- и ещё на полчаса задержался на пятиметровой глубине. Ну и всплываем. А где берега? Куда нас вынесло-то.
Ещё раз смотрю на часы -- всё верно, ровно девять часов прошло с тех пор, как мы погрузились в пучины Босфора в аккурат напротив входа в слепую кишку Золотого Рога. А тут море вокруг без конца и без краю.
Описываю плавную окружность покачиваясь на всё еще неспокойной после шторма воде.
– Ост-Норд-Ост фок мачта "Великого князя Константина", - звучит в переговорном устройстве голос Макарова.
– С вами Петр Семёнович куда угодно отправляться не страшно. Обязательно домой доставите, - а вот это уже признаки отходняка. Этакое веселье после боя. Да мы оба, конечно, нервничали.
Полностью продулись и пошли к родному кораблю. Вскоре заметили как створились мачты -- значит нас обнаружили и двинулись навстречу. Через полчаса "Ныряльщика" подхватили за рымы и водрузили на палубу. Однако, кушать хочется.
– Обед на двоих в капитанскую каюту!
– ух ты. Вот так сразу, чтобы предупредить приглашение в кают-компанию.
– Петр Семёнович, окажите честь, разделите со мной трапезу, - что тут у нас за страсти Египетские? Отчего это командир так торопится уединиться и меня пытается оградить от разговоров с командой?
***
Так и обедаем в подводницких шортах, что является грубейшим нарушением морских традиций.
В основном молча. Однако к концу, когда волчий голод обратился в обычный хороший аппетит, Макаров всё-таки открыл свою тайну:
– Знаете, я ведь грешным-то делом вздремнул на вахте часика три.
Я только плечами пожал. Нету во мне военной косточки и вздремнуть, когда решительно нечего делать полагаю естественным и не безобразным.
– А что, Пётр Семенович. Сбегаем завтра ещё разок в Стамбул?
– Полагаю, нам с этим стоит погодить. Выждать немного и поглядеть что и как. А на счёт подъемного плавника я Клёмина прямо сейчас озадачу. И попрошу Измаила Максимовича распорядиться, чтобы торпеду снарядили. Пусть не динамитом, но уж чем придумают, тем и ладно.
***
Знаете, вылазка к Стамбулу оказалась на редкость необременительной. Даже утомление после неё не было ни обвальным, ни сокрушительным. Я чувствовал себя, как после напряженного рабочего дня - то есть, как всегда по вечерам. Впрочем, после адмиральского часа, самочувствие моё пришло к обычному состоянию, характерному для послеобеденного времени, и я направился к "Ныряльщику".
Сашка прилаживал за рубкой плавник, пошитый на скорую руку из брезента в виде надувного мешка. Группа сочувствующих ему помогала - прилаживали внутренние связки, препятствующие поперечному расширению, герметизировали золотник и даже предохранительный клапан настраивали.
Да, наша примитивная с виду педальная лодка на самом деле плотно напичкана оборудованием управления, контрольными приборами, средствами слежения. Будь в моём распоряжении электроэнергия - я бы многое переделал и кое-чего добавил. Ну да не напрасно говорят, что бодливой корове Бог рогов не даёт. Действия разумно опирать на реальные возможности, а не на желаемые.