Маленький Сайгон

Паркер Т. Джефферсон

Зуан продолжал рассказ. Они прибыли в Калифорнию без денег, не могли найти работу. Только несколько друзей и Ли Фрай помогли им стать на ноги. Фрай рассматривал красивый дом, новую мебель в столовой и лаковые миниатюры с видами Вьетнама. Вот это сделка, подумал Фрай: обменять свою страну на собственную жизнь.

Все девушки неплохо разговаривали по-английски, Зуан сносно, а мадам Тай почти не говорила совсем. Они прошли большой путь, подумал Фрай, мне такого никогда не одолеть. Зуан еще раз поблагодарил его за то, что тот

в «Азиатском ветре» сбил его с ног и тем самым спас ему жизнь. Преувеличение, подумал Фрай, но я не буду возражать. Обед закончился здравицей в его честь. Теперь наступил черед Фрая опустить глаза, и он уголком глаз уловил пристальный, направленный на него взгляд Нья.

Что-то затронуло его, пока он сидел с этой семьей — какое-то мимолетное напоминание о его собственной семье, когда они были все вместе, много-много лет назад. Он спрашивал себя, может ли все опять стать таким, как было прежде, чтобы они опять жили вместе, чтобы не давило разочарование, исчезли невидимые линии противостояния, чтобы не терзали мысли о том, как бывало прежде и как уже не будет никогда.

Он извинился, прошел в спальню и позвонил домой. Ответила Хайла. Она весь день развлекала мистера Лансдейла и теперь пыталась вытащить Эдисона из коттеджа на ужин.

— Он провел там весь день, изучая свою большую схему на стене. Что-то заполнял, ставил вопросы в рамочках. А ты как, сын?

— В порядке. Просто захотелось позвонить и сказать… что я люблю тебя и знаю, что все будет хорошо.

— Я тоже это знаю, Чак.

— Я делаю все что могу, мама. Не бойся, я не напорчу.

— Чак, не говори так.

— Вчера вечером я видел твои цветы.

— После того, что случилось с Ли, я не перестаю думать о Дебби.

— Я тоже… Соединишь меня с папой?

Эдисон выкрикнул, как каратист, наносящий удар:

— Эдисон Фрай!

— Это Чак.

— Представляешь, эти сукины дети из ФБР обыскали весь город, но до сих пор не нашли Эдди Во! Я привез сюда Лансдейла и прямо заявил ему, что он мой заложник, покуда мы не вернем Ли живой и невредимой. Мерзавец вылакал весь мой джин.

— А по-моему делу есть новости?

— Они сняли обвинения. Мне пришлось ради тебя пойти на унижения, ты должен знать это, Чак.

— Спасибо.

— Ради Бога, займись пока своими делами, ладно?

— Буду стараться.

— Смотри, как бы твои старания не свели тебя в могилу.

— Это не лучший способ расстаться с жизнью.

Эдисон рявкнул что-то сенатору. Звуковым фоном служило завывание спаниелей.

— Что у тебя есть для нас насчет Мина?

— Его отец был американским военнослужащим, он до сих пор жив. Есть мнение, что Мин получает от него информацию. В отделении полиции все считают, что он никудышный детектив и получил эту работу, только потому что вьетнамец.

— Наполовину, черт возьми, наполовину вьетнамец! Удивительно, что мы до сих пор расшаркиваемся перед этой

страной.

— В любом случае я собирался позвонить и сказать, что делаю все, что могу. — Фрай помолчал, пока его отец просил Лансдейла налить ему еще один стакан. Последовала пауза. — Папа… Я хочу вернуться.

— Вернуться куда, сынок? В тюрьму?

— Вернуться в свою семью.

Снова пауза.

— Что это, черт подери, означает?

— Если бы мы могли когда-нибудь… собраться все вместе.

— Что, опять перебрал?

— Ладно, после поговорим, папа.

Эдисон бросил трубку.

Фрай втянул в себя воздух и набрал номер Беннета, но, выждав один гудок, дал отбой.

После ужина мадам Тай и две из ее дочерей собрались в кино. Зуан сказал, что у него много работы.

Нья пригласила Фрая прогуляться по Маленькому Сайгону. Вечер был теплый, наполненный запахами ресторанов и обрывками вьетнамских фраз.

Вывески над магазинами ярко светились, машины сновали туда-сюда, и казалось, каждый тут знает Нья. Она усердно знакомила Фрая, но Фрай был слаб во вьетнамских именах. Было радостно просто смотреть на нее, на эту женщину-ребенка, исполненную красоты, которую она сама едва ли сознавала.

Фрай заметил, что Нья держится от него поодаль и что когда их руки случайно соприкасались, она тут же отстранялась. Но в зеркале витрин, между бумажных фонариков и плакатов, он видел, как она смотрит на него. Что это, спрашивал себя Фрай — любопытство, признательность, интерес? Она рассказывала ему об учебе, о прочитанных книгах, о тех, с кем успела подружиться. И все время расспрашивала его о работе журналиста. Он отвечал как умел и уговаривал ее ни коем случае не писать о боксерах и договорных поединках. Когда Нья улыбалась, Фрай чувствовал себя счастливым.

— У меня никогда не получится так хорошо, как у вас, — сказала она.

— Даже не пытайся, — подыграл Фрай.

Нья купила ему красную розу из шелка. В знак благодарности, сказала она, за то, что он спас жизнь ее отцу.

— Я ничего не сделал, просто повалил его на пол. Правда, Нья.

— Этого оказалось достаточно. Он мог получить пулю. Мы были очень близки к этому.

На короткое мгновение Нья вложила свою руку в его ладонь. Когда мимо проехал какой-то ее знакомый и посигналил им, она тут же выдернула руку.

— Я еще не знаю, как мне себя вести, — наконец призналась она. — Во Вьетнаме незамужние девушки не выставляют себя напоказ.

— Здесь более свободные нравы.

— Вы стесняетесь?

— Я горжусь.

Они зашли в кафе «Париж». Кофе был густой, крепкий и сладкий. Нья изучала его, скрываясь за чашкой.

— Американские женщины такие уверенные в себе. Такие… агрессивные. — Она посмотрела на него и под столом дотронулась до его ладони. — Что это я? Не знаю. Не знаю, кто я и что со мной.