Малиновка поёт лишь о любви...
Шрифт:
«И сейчас водится», - чуть было не сказала Дьюлла, но вовремя прикусила язык.
– А на закате последние лучи солнца пронзают его до дна, - продолжал Рик. – И видно, что вода прозрачная, как слеза.
Шорох травы заставил девушку испуганно оглянуться. Хотя – чего было бояться рядом с хозяином замка?
К ним подошел мажордом, держа поднос на котором лежали пирожные, ломтики холодного мяса ягненка, что подавали к ужину, и свежайший хлеб.
– Все, как вы приказали, милорд, - сказал он с поклоном и огляделся, размышляя, куда пристроить еду.
– Ставь прямо на траву, - сказал
– Будет исполнено, - мажордом поставил поднос на траву и удалился, ничем не выказав удивления по поводу такого странного приказа.
– Присаживайтесь рядом, Дьюлла, - предложил милорд. – Открою вам тайну – я не могу есть, когда вокруг стоят пятьдесят человек и смотрят тебе в рот. Так что простите, но мне надо подкрепиться.
Он взял ломоть хлеба, положил на него кусок ягнятины и крепко прикусил зубами.
– Очень нежное мясо, - сказал он с набитым ртом. – М-м! Волшебный вкус! Пробуешь – и словно улетаешь в страну фей!
Дьюлла смотрела на него во все глаза, но он будто позабыл о ее присутствии и взял еще мяса, наслаждаясь алыми отблесками закатного солнца на поверхности черной воды.
Стоять столбом было еще глупее, чем не есть за накрытым столом. Осторожно подобрав юбки, она хотела села на траву, но Кривобокий Рик предостерегающе замычал, и девушка испуганно замерла, не понимая, что опять сделала не так. Может, милорд поверял, как она соблюдает правила этикета, о которых ей прожужжала уши леди Кандида?
Рот Кривобокого Рика был полон еды, и потребовалось время, чтобы он прожевал и начал говорить членораздельно.
– Одну секунду, Дьюлла. Не садитесь просто так – вот это и впрямь нехорошо для юной девушки, пусть даже она из Босвелов, - он вытер пальцы о лист лопуха, расстегнул камзол и бросил его на землю. – Вот, и удобнее, и не застудитесь.
Потом он взял пирожное и прищелкнул языком от удовольствия, попробовав его. Это было последней каплей. Почти рухнув на камзол, Дьюлла схватила ломтик мяса (о! плачь леди Кандида!) и отправила его в рот. Божественно! Мясо словно перетекло по гортани в желудок, и девушка потянулась за другим кусочком.
– Обмакните в соус и положите на хлеб, - Кривобокий Рик улыбался, и теперь его улыбка не казалась Дьюлле волчьим оскалом. Очень даже милая улыбка – чего она там себе со страху понапридумывала? – А чтобы не запачкать пальцы – накройте сверху вторым кусочком хлеба. Мы едим так на охоте и за карточным столом.
Она последовала его совету и в один присест сжевала и хлеб, и ягнятину. Теперь пришла очередь пирожных. Дьюлла с Риком по очереди таскали их с блюдца, пока не осталось одно, самое последнее. Потянувшись к нему одновременно, они соприкоснулись пальцами, и девушка сразу отдернула руку.
– Берите, - сказал он, пододвигая блюдце. – Я уже наелся.
Отрицательно замотав головой, она спрятала руки за спину, показывая, что уступает ему.
– Буду настаивать, - он подтолкнул блюдце еще ближе, но она снова замотала головой. – Тогда поделим по-родственному, - он разломил пирожное на две части, одну оставил на блюдце, а вторую съел и даже слизнул крем, капнувший ему на ладонь.
Дьюлла едва сдержала улыбку, глядя на это, и застенчиво потянулась за своим кусочком. Он показался ей удивительно вкусным. Это было чудесно – есть восхитительное, божественно вкусное пирожное и смотреть, как солнце бросает последний луч темному лесу, уходя на ночной покой.
– Здесь очень красиво, - произнес Кривобокий Рик. – И спокойно. Надеюсь, вы чувствуете то же самое? Красоту и спокойствие?
Он ждал ответа и даже повернулся к ней. Дьюлла доела последние крошки пирожного и помотала головой. Нет, ей здесь было совсем не спокойно.
– Жаль, - в голосе его послышалась грусть, а она боялась посмотреть на него, чтобы не увидеть грусти в черных и блестящих, как Зеркальный пруд, глазах. – Жаль, что вам здесь не нравится. На мой взгляд, вы очень подходите этому лесу. Как будто родились здесь. Мне казалось, вы чувствуете себя здесь, как дома. Даже за стенами замка.
Вздрогнув, она замерла, готовая сорваться с места и убежать, если он заговорит о купании в озере.
– Да, я видел вас на озере, Дьюлла, - сказал он, как будто прочитал ее мысли, - но не смущайтесь. Это я должен быть смущен, потому что полез туда, куда меня не звали.
Еще секунду назад она собиралась бежать, а сейчас ее словно приморозило к земле. Он считает, что ее вины здесь нет? Что он сам виноват?..
Ей показалось, будто с сердца салился огромный тяжелый камень – свалился и рухнул куда-то вниз, а на душе стало легко-легко.
– В свое время я тоже любил там купаться, - продолжал Кривобокий Рик, подбирая камешки и бросая их в воду. – Хотя страшно боялся заплывать под водопад. Наш конюх, когда напивался, болтал, что там живет страшное чудовище, с зубами длиной в полпальца.
– Какое чудовище? – прошептала Дьюлла. – Там все озеро на просвет, до дна.
– Вот и я о том же, - подхватил он, словно не заметив, что она заговорила. – Но только не бегайте больше туда одна. Мало ли кто бродит по лесам. Берите с собой служанок, я прикажу сопровождать вас. А если захотите почувствовать себя в одиночестве – скажите мне. Я поеду с вами и буду охранять… повернувшись к озеру спиной.
Она запоздало поняла, что нарушила молчание, которое хранила последние полгода.
– Обещаете не ходить к Чаше одна? – спросил Рик.
– Обещаю, - прошептала она, уткнулась лицом в колени и заплакала.
Самая прекрасная девушка на свете сидела рядом с ним и плакала. Рик мгновенно облился потом, вообразив, что это он чем-то огорчил ее. Вся куртуазность улетучилась, как дым, и теперь он попросту не знал – что делать.