Малиновка поёт лишь о любви...

Лакомка Ната

– Он сказал, что меня испортили – превратили благородную кровь в деревенщину, и что он в этом тоже виноват, потому что «упустил меня из виду», - она постаралась точно передать слова покойного графа, и старательно их повторила, по провинциальному придыхая после каждого слова.
– Теперь я думаю, что это не он меня похитил, а кто-то похитил меня у него, а милорд Босвел просто забрал меня у этих людей.

– Да, тоже склоняюсь к этой версии, - сказал Рик задумчиво. – Я мало общался с тетушкой Ловис, да и она была не из тех людей, кто легко поверяет свои тайны. Видимо, она

прятала свое горе глубоко в сердце. И молчала.

– Думаешь, это у нас семейное?
– улыбнулась Дьюлла сквозь слезы, шмыгая носом. Ей влетело бы за это от леди Кандиды, но платок она вечно теряла, а сейчас слезы текли и текли, и их невозможно было остановить. Больше всего она боялась, что Рик пристыдит ее за это, но он достал из-за отворота рукава белоснежный платок и протянул ей.

– Поплачь, Дьюлла. Девушкам надо время от времени плакать, чтобы горе не скапливалось в сердце.

Она утерла слезы и как могла промокнула нос, боясь даже высморкаться при кузене.

– Ты такой умный, - сказала она удрученно, - а я чувствую себя здесь гусенком, которого бросили в лебединую стаю.

– И совершенно напрасно, - возразил он с большей горячностью, чем хотел. – Ты – настоящий лебедь, Дьюлла, даже не сомневайся.

– Лебедь, - она хихикнула и отвела глаза, - купающийся в озерах, сбросив перья.

Было видно, что она до сих пор стыдится того, что произошло.

– Признаться, я чуть не умер от этого зрелища, - сказал Рик, стараясь оставаться спокойным, потому что образ Дьюллы, стоявшей обнаженной под водопадом, снова поразил его в самое сердце, и все тело болезненно заныло, подчиняясь тяжелому, тупому вожделению.

– Я тоже тогда чуть не умерла, - призналась она ему. – В жизни не переживала такого позора.

– Ну, я-то чуть не умер по другой причине… - засмеялся он.

– По другой? – она осмелилась посмотреть на него искоса.

– Ты очень красива, - сказал Рик, чувствуя, как дрожь пробирает от макушки до кончиков пальцев. – Ты даже не представляешь, что переживает мужчина, когда видит такую девушку, как ты.

Она улыбнулась одновременно застенчиво и горделиво – конечно, она знала свою красоту, но вряд ли понимала ее истинную силу.

– И это у нас тоже семейное, - Рик не удержался и погладил ее по щеке, ощутив такую нежность и гладкость, словно коснулся самого лучшего щелка. – За исключением меня, конечно.

– Ты такой из-за болезни, - произнесла Дьюлла взволнованно. – Я слышала, об этом болтали слуги.

– Не только из-за болезни, - он пожал плечами. – Я родился четвертым ребенком, последним, и был слабее всех детей, что рожала мать, - он подумал и тихо добавил: - Но выжил единственный…

– Расскажи теперь про себя? – попросила она. – Я слышала только сплетни слуг и не знаю, что правда, а что выдумки.

Он не собирался многого рассказывать, как не собирался вызывать к себе жалость, но получилось что-то совсем другое. Вскоре Дьюлла снова заплакала, уверяя, что все ее страдания – ничто по сравнению с тем, что пережил он. Она прильнула к нему, стиснула его руку в своих, и прижала к груди, вздыхая и ахая. Рик чувствовал определенную неловкость, потому что стоило пошевелить пальцами, как он касался кое-чего мягкого и упругого, отчего усидеть спокойно не было никакой возможности.

– Пора прерваться, - сказал он с нервным смешком, отстраняя Дьюллу от себя. – У нас получилось состязание – кто расскажет самую жалостливую историю.

Но девушка его, похоже, не услышала.

– Ты был хоть когда-нибудь счастлив? – спросила она, глядя блестящими от слез глазами. – После того, как покинул Свон?

– Не хватит ли откровений на сегодня? – отшутился он.

– С этого вечера все будет по-другому, правда? – она говорила с надеждой и очень серьезно, и Рик не мог обмануть ее ожиданий.

– Конечно, по-другому, - заверил он ее. – Все изменилось, и никогда не станет прежним.

Он даже представить не мог, насколько оказался прав.

8. Неогранённый алмаз

Следующим майским утром, когда Рик закончил дела с арендаторами ближних земель, он сразу же поспешил к милой кузине, убеждая себя, что просто должен пожелать ей доброго дня.

Дьюлла играла в саду с котенком, расположившись в тени деревьев, а ее благородные наставницы мирно похрапывали в беседке. Рик решил не беспокоить их и подошел к сестре. Она услышала его шаги, испуганно вскинула голову, но тотчас лицо ее просияло улыбкой, и Рик почувствовал, что сердце тает, как воск на солнце. Он приложил палец к губам, делая знак молчать, и поманил девушку вглубь сада. Дьюлла вскочила, схватила в охапку котенка и вприпрыжку побежала за братом.

– Леди Кандида с ума сойдет, когда проснется и не увидит меня, - хихикнула она, довольная проказой.

– Впредь будет выполнять свои обязанности добросовестней, - сказал Рик.

– О! Ты коварный! – Дьюлла в притворном ужасе округлила глаза, а потом засмеялась.

– Через час я должен уехать, - сказал Рик, глядя на смеющуюся девушку, как завороженный. Опомнился и отвел глаза, но Дьюлла ничего не заметила. – Потому решил провести с тобой немного времени.

– И правильно! Я ужасно соскучилась! – заявила она.

– Я тоже, - Рик не смог удержать улыбки.

Ее восторг был приятен, хотя он понимал, что она обрадовалась бы и черту лысому, если бы он проявил хоть немного доброты по отношению к ней.

Они устроились на берегу Зеркального пруда, где и вчера. Рик озаботился, чтобы на траве расстелили скатерть и принесли ветчину, вареные яйца под горчичным соусом, хлеб и напитки. Основательно подкрепившись, они с Дьюллой приступили к работе над ее речью.

– Чем отличается речь аристократа от простолюдина? – спросил Рик.