Малиновский. Солдат Отчизны
Шрифт:
Малиновский часто думал о том, что однозначные волюнтаристские действия, которые приняли такой всеохватывающий размах, буквально опьяняют политиков разных уровней. В результате те совершенно не просчитывают, к каким последствиям такие действия приведут. А потому опасность чрезвычайно велика. В конечном итоге такие идеи и такие действия вызывают у разумных людей не только разочарование, но и порождают горькую мысль о том, что многие годы, которые можно было бы употребить на преобразования, ведущие к прогрессу, потрачены напрасно. Малиновскому иногда вспоминалась мысль Льва Толстого о том, что идеалы бывают высокие, а жизнь скверная, и, наоборот, жизнь высокая, а идеалы подлые; если жизнь дурна, то нельзя
Часто ночью, после очередной нелёгкой беседы с Хрущёвым, Малиновский долго не мог успокоиться и уснуть. На ум приходили слова популярного поэта:
Он духом нищ, но в нём — идея, Высокий долг вести вперёд. Ведёт! Не может... Не умеет... Куда — не знает... Но — ведёт!Родион Яковлевич понимал, что не то делается сейчас руководством страны с вооружёнными силами для создания мощной армии, умеющей решать задачи современной войны. Нужны новые, высокоэффективные вооружения, более настойчивое и плановое внедрение электроники, других достижений науки и техники. И особенно кибернетики. Но как ратовать за кибернетику, если она нашими просвещёнными политиками предана анафеме и объявлена лженаукой, обслуживающей разжиревшую буржуазию? Одного перевооружения мало. Как воздух необходима военная интеллигенция! Офицеры должны быть не только высокообразованными, они должны быть людьми, усвоившими культуру ума и сердца, гуманистическое мировоззрение. Ибо как можно доверить современное оружие, обладающее невиданной разрушительной силой, человеку, у которого лишь умелые руки? Прежде всего нужны умная, способная предвидеть последствия голова и способное чувствовать сердце — иными словами, нужен могучий нравственный инстинкт.
Вот о чём нужно думать, вот в каком направлении следовало бы двигать военную реформу. Но для этого нужны великие умы и идеи, и великие организаторы. А где они? Впрочем, и на гражданке, и в армии они, конечно есть, надо только находить их и продвигать на решающие участки...
Так что же оставалось делать министру обороны Малиновскому? Оставалось напряжённо работать в войсках в сложнейших условиях, делая всё возможное и невозможное, чтобы любимое его детище — родная советская армия — не погибла от действий «реформаторов», а постоянно укреплялась и совершенствовалась, а в случае, если стрелка политического барометра укажет на военную бурю, смогла бы, как и в Великую Отечественную, защитить и отстоять свою страну от иноземных захватчиков.
4
Однажды в кабинете министра обороны раздался телефонный звонок, которого Малиновский не только не ждал, но и представить себе не мог. Звонил небезызвестный Барахвостов!
— Дорогой Родион Яковлевич! — елей так и сочился из телефонной трубки. — Поздравляю! От всего сердца, от всей души! Наконец-то восторжествовала справедливость — министром обороны стали вы, можно сказать, полководец из полководцев! Да что там говорить! Вы — не чета этому Бонапартишке Жукову!
Барахвостов строчил как из пулемёта, боясь, видимо, что Малиновский, на дух не переносивший лести, прервёт восторженные излияния. С каждым его словом Родион Яковлевич чувствовал, как давняя и стойкая неприязнь к этому человеку, почти забытая, ожила и набирает силу.
— Кому же ещё и быть министром обороны, как не вам, Родион Яковлевич, истинному полководцу нашего Отечества! Я безмерно рад, я просто счастлив, дорогой Родион Яковлевич! Клянусь, никто не рад сейчас за вас, как я. Да, это Барахвостов звонит, Барахвостов Леонид Дормидонтович. Может, запамятовали?
— Нет, Леонид Дормидонтович, вовсе не запамятовал, — воспользовавшись тем, что Барахвостов замолчал, чтобы перевести дух, стараясь смягчить иронию, ответил Малиновский. — Если бы и хотел, так не смог бы запамятовать. Такие люди, как вы, Леонид Дормидонтович, не забываются.
— Благодарю за добрые слова, Родион Яковлевич! Понимаю, разве можно это забыть, сколько мы с вами вместе пропахали на передовой, как мужественно боролись с агентурой немецко-фашистских захватчиков! Но всё это уже в прошлом, а сейчас хотите верьте, хотите нет, Родион Яковлевич, день вашего назначения — теперь мой ежегодный праздник, больше, чем день собственного рождения!
Малиновский прервал дифирамбы:
— Хочу внести в ваши речи некоторые коррективы.
— Слушаю, товарищ маршал! Я весь внимание!
— Так вот. Во-первых, не надо меня выделять из ряда военачальников. Каждый внёс свой вклад в победу. Свой, повторяю специально...
— Но это же справедливо, соответствует вашим...
— Своё мнение я по этому вопросу высказал, — твёрдо сказал Малиновский. — Не будем больше спорить. А во-вторых, я противник того, чтобы упавшего человека пинать ногами...
— Это вы о Жукове? Так он же, мерзавец, хотел возвыситься над партией, да что там возвыситься, подмять её под себя! — едва ли не прокричал Барахвостов, опасаясь, что Малиновский не даст ему до конца выпалить эту тираду.
— А как же быть с оценкой, которую вы давали Жукову в одной из центральных газет, товарищ Барахвостов? Я надеюсь, вы помните публикацию ко дню десятилетия Победы? В ней вы говорили, что имя Жукова стоит в одном ряду с именами Суворова и Кутузова.
Барахвостов озадаченно умолк. Видимо, это напоминание оказалось для него чем-то вроде ушата холодной воды, внезапно вылитой на голову.
— Дорогой Родион Яковлевич, — наконец опомнился он. — Я и тогда был искренен, уверяю вас! Но в то время мы же не знали о преступных замыслах несостоявшегося диктатора! Партия нам глаза открыла, лично дорогой Никита Сергеевич открыл!
— Ваше разъяснение, товарищ Барахвостов, принимается к сведению, — едва не рассмеялся Малиновский. — Вы лучше скажите, как идёт ваша жизнь, как здоровье, где работаете.
— Благодарю, товарищ маршал, за эти вопросы! Я всегда восхищался вашим отношением к людям, всегда ощущал вашу отеческую заботу и внимание. Да разве только я? Все ощущали! Здоровье моё — в соответствии с возрастом, или, как любит говорить один из моих друзей, пока хожу вертикально, на горизонтальное положение ещё, к счастью, не перешёл. А работаю в Комитете государственной безопасности, заместитель начальника одного из управлений, по телефону подробнее не могу. Буду счастлив обо всём доложить при личной встрече, если позволите.
— Ну что же, рад за вас, — сухо произнёс Малиновский, тоном голоса давая понять, что такая встреча не входит в его намерения. — Желаю и впредь успешно продвигаться по служебной лестнице.
— Благодарю за пожелание, — приободрился Барахвостов. — По секрету скажу, товарищ маршал, что тут у нас есть, вернее, как бы наклёвывается одна перспективка, почти в соответствии с вашим пожеланием. Вроде бы должна освободиться одна очень интересная должность. Но не уверен на сто процентов, что мне удастся... Вот если бы кто словечко замолвил... Вы же меня, товарищ маршал, по фронту знаете как облупленного, вместе, как говорится, через огонь, воду и медные трубы прошли...