Малиновые облака
Шрифт:
— А вот какие. Я их давно придумала, да все не говорила. Играй на тот же мотив.
Тачана снова заиграла, и Марина запела:
В чаше леса есть орешник,
Я орехов спелых жду.
Мой любимый друг на фронте,
Я — в тылу не подведу.
Солнце село, зорька встанет,
Утру солнечному быть.
Неразлучно будем жить…
Последний куплет Марина повторила, и девчата допели его вместе.
— Ну, спасибо, девочки, успокоили, усладили меня, — трогательно сказала Тачана. — Теперь всю ночь буду видеть во сне своего Ведота. Пошла я. Рано ведь утром вставать. Когда надо поиграть, так зовите, не стесняйтесь. К вам завсегда приду.
Но без Тачаны, без гармошки было уже совсем невесело. Девушки еще посидели немножко и тоже стали расходиться.
Попрощалась с подругами и Марина.
И — верно ведь говорила Ольга! — у дома ее дожидался Сергей. Он неслышно отделился от плетня, схватил Марину за руку.
— Зачем ты так? Неужели я совсем тебе чужой?
Марина не испугалась, не возмутилась — знала, догадывалась, что Сергей так престо не уйдет домой. Слишком самолюбив он, хотя и трусоват, и понести такое унижение, тем более от Тачаны, ему невмоготу.
— Теперь чужой, — холодно сказала она и высвободила руку.
— Ты многого не понимаешь, Марина, я все объясню тебе.
Девушка резко повернулась к Сергею:
— Ты людям объясни, а не мне! Все твои одногодки на фронте, отцы на фронте, а ты… а ты прячешься за бабьими юбками!..
— Я не прячусь, у меня — бронь. Да я же военный, в любое время могут направить на фронт.
— А ты сам, сам пытался написать рапорт… или что там у вас? Просился?
— Нет, не писал и не просился. Зачем лезть в пекло наперед батьки? Придет и мой черед. Куда-куда, а на фронт успеется!
— Эх ты! — искренне возмутилась Марина. — Какой же ты парень, как же я раньше тебя не разглядела?!
Марина гневно взглянула на понурившегося, безвольно опустившего плечи Сергея, и в душе ее шевельнулась жалость. Нет, слабохарактерная она, не может вот так запросто отчитать человека, к которому когда-то была — да что там была! — и сейчас далеко не равнодушна. Надо попытаться что-го сделать, надо спасти его от позора. Она взяла его за локти, почти умоляюще посмотрела в глаза.
— Послушай, попросись сам на фронт, не торчи здесь! Неужели ты не видишь, какое к тебе отношение? Ведь не только молодежь, старики вон… Даже Ефим Лукич…
Марика говорила сбивчиво, голос ее дрожал, она чуть не плакала:
— Если поедешь на фронт — провожу тебя как самого дорогого человека, как мужа провожу… И буду ждать тебя! Сколько бы ни пришлось — буду ждать! Слышишь меня, Сережа?
Марина чувствовала, как сильно-сильно колотилось в груди сердце, как западало дыхание, и от волнения она не могла говорить. Она смотрела на Сергея полными слез глазами, смотрела с нетерпением и надеждой. «Сейчас, сейчас он скажет! Он все поймет, милый Сергей, скажет: «Быть по-твоему, завтра пишу рапорт», — и упадет с души камень, будет легко и весело с ним, как в тот вечер свидания, когда он объяснился в любви».
Но Сергей молчал. Смотрел под ноги и молчал. Он боялся сказать, что, мол, здесь, в тылу, нужен, боялся, что от такого ответа Марина сразу уйдет. И попытался отвести разговор:
— Ну зачем ты так, сразу. Война ведь завтра не кончится. Вот разберусь в своих делах — и там увидим…
Он почувствовал, как руки Марины обмякли, медленно отпустили его руки и бессильно повисли, как плети. Она молча отвернулась от него, еще постояла минуту, по-детски обиженно швыркая носом, и, свесив голову, устало пошла к калитке.
Сергей в два прыжка настиг ее, загородил дорогу.
— Ну пойми ты, глупая, разве плохо, если я буду рядом с тобой? У других девчонок женихи на фронте, неизвестно, вернутся ли, а твой — дома. Ну вот же я, живой, здоровый! Чего еще тебе надо? Поженимся и…
— Не нужен мне такой жених, тем более муж! — перебила Марина. — Позор один с таким женишком!
— А, ты хочешь, чтобы меня убили на войне? Этого ты хочешь? — вспылил Сергей. — Нет, ошибаешься, дорогая, я не из таких, кто свою жизнь не ценит.
— В том-то и дело, что ошибаюсь… ошибалась, — уточнила Марина. — Теперь-то все ясно. Надо же, такой здоровый парень прячется за бабами! Как же ты посмотришь на ребят, когда они вернутся с войны?
— А что мне смотреть? Я тоже солдат.
— Трус ты! — гневно крикнула Марина, будто обожгла плетью. — Видеть тебя не могу!
Она властно отстранила его и пошла к дому.
7
В избе Марина села на порог и заплакала. Не было больше сил сдерживать слезы, да и не хотелось. Заплакала от большой обиды на Сергея, от своей беспомощности и еще от чего-то, что она и сама не знала. Только бы не увидел ее такой слабой он…
Проснулась мать, быстро зажгла свет, испуганно подошла к дочери.
— Что с тобой?
Марина обхватила колени матери, уткнулась в них мокрым лицом.
— Ничего, мама. Пройдет. Сама не знаю, отчего настроение плохое.
Мать присела рядом.
— Может, с Сергеем не поладили? Чего вам не хватает?
— Мама, не говори о нем! — взмолилась Марина. — Не хочу слышать!
— Вон как! А я-то думаю, вы дружите, поэтому и сказала.
Обе недолго, понимая друг друга, помолчали.