Мало ли что говорят...
Шрифт:
Наталья Борисовна встала и, слегка пошатываясь, подошла к пухлому портфелю, который всегда таскала за собой. Порывшись, она извлекла кипу бумаг и протянула их Соне.
– Это анкета. Какие-то гранты ООН – я не вникала. Вероятность – ноль целых шиш десятых. Поскольку из всей клиники может участвовать лишь один человек, мы с Надеждой Петровной и Александром Георгиевичем решили, что это будешь ты! – и она так мило улыбнулась, что у Сони по спине мурашки побежали от такого иезуитства.
Девушка со скрипом раздавила в пепельнице бычок. Демонстративно налила себе ещё рюмку, встала и, обращаясь к профессорше, произнесла тост:
– За
– Стой! – окликнула профессорша. – Ты знаешь, как страшно пить одной?
– Знаю, – без доли сарказма или кокетства ответила Соня.
– Пить только для того, чтобы забыться и уснуть?
– Да.
– Ты знаешь, как страшно оказаться в полном одиночестве?
– Да. Но на перекрёсток иначе не вернуться.
Наталья Борисовна как будто не слышала.
– Ты знаешь, что моей старшей дочери сделали сегодня аборт под большим секретом Полишинеля, который скоро разнесётся по всему городу? К тому же у неё обнаружили гонорею. Хроническую.
– Бог подаст! – сквозь зубы процедила Соня и толкнула дверь.
«За индульгенциями – это не ко мне, – думала она, шагая по пустынному коридору. – Я, блин, всё ещё врач хирургической специальности!»
P.S.
«Время и случай ничего не могут сделать для тех, кто ничего не делает для себя самого».
Глава вторая
Правда о правде и ничего, кроме правды
Мои шутки заключаются в том, что я говорю людям правду. Это самая смешная шутка на свете.
Мировой опыт борьбы с несправедливостью гласит следующее: «Если ты уже принял решение послать всех к чертям собачьим – будь готов отправиться туда сам».
Сонин личный опыт с учётом уже принятых решений подсказывал, что идти в столь неопределённом направлении через Америку куда интереснее, нежели известной всем непутёвостью.
Посему неделю спустя она извлекла анкету на свет божий и положила перед собой на стол. Срок отправки истекал через два дня. Для начала Соню объял панический ужас перед бюрократией в письменной форме. Но, пролистав анкету под сигарету и чашку кофе, она всё-таки решилась. Побудительным мотивом явился спасительный фатализм: правду и ничего, кроме правды, – пан или пропал. Стажировка такого уровня – лотерея. Выигрышные билеты наверняка даже не поступали в свободную продажу, так что мешает развлечься?!
Вопросы анкеты производили странное впечатление. Представлялось, что их выдумывали где-то на границе часовых поясов и системных восприятий за игрой в домино под ящик пива парочка жизнерадостных образцово-показательных американских адвокатов и несколько прожжённых чекистов с весьма своеобразным чувством юмора.
Посреди двадцатичетырёхстраничного массива, включающего «не был», «не участвовал», «не состоял» – таких же привычных нам, как ФИО и чуть менее привычный вопрос о девичьей фамилии матери, встречались такие перлы: «Какое время года вы предпочитаете?», «Как вы относитесь к творчеству авангардистов?» и «Любимый фасон вашей юбки/брюк». Ну, если с фасонами юбок Соня ещё более-менее была знакома – донельзя напрягши умственную деятельность, припомнила «солнце-клёш», «татьянку» и «мини», – то брюки повергли её в пятиминутный ступор. Решив, что это гендерное, она двинулась дальше, оставив составителей в неведении о своих предпочтениях в плане штанов.
В ответ составители, ни разу не покраснев, спросили о сексуальной ориентации и нравится ли ей запах мужского/женского тела. И что прикажете отвечать? С ориентацией более-менее ясно – Соня вписала слово «гетеросексуал», за которое её покойная бабушка Полина Фроловна Полякова наверняка бы высекла. Мысленно принеся ей свои извинения, Соня дописала: «-ка» – и сосредоточилась на запахах. Ей нравился запах лишь одного мужчины на этой планете, но, согласитесь, невероятно глупо писать в казённой графе: «Предпочитаю запах Иванова Ивана Ивановича», – или что-то в этом роде. Тем не менее она так и написала.
Затем, вы можете, конечно, не поверить, составители поинтересовались девичьими фамилиями бабушек. Если с Полиной у Сони не было никаких проблем, то с матерью отца вышла неувязочка. Минут десять напряжённо повспоминав, она, через «не хочу», набрала номер родительской квартиры. Первый раз трубку бросили. Но «если я чего решил, то выпью обязательно!» После десяти гудков повторного дозвона к телефону подошёл отец.
– Папа, привет! Как девичья фамилия твоей матери?
– Привет!!! – заорала ей в ухо телефонная трубка, как белый медведь в жару. – У тебя всё в порядке?
«Надо же!»
– В полном, – ответила Соня. – Для абсолютной гармонии «инь-ян» мне не хватает сущей хрени – девичьей фамилии моей бабки по отцу.
– Я не знаю.
– Не знаешь или не помнишь? Пожалуйста, напрягись. Это важно. Представь – если ты сейчас не скажешь фамилию своей матери, я не полечу в космос. Потому что я и так уже «Фома без креста и квартиры», а буду ещё и «не помнящей родства». И тогда меня расстреляют.
Сонин отец, последние лет пятнадцать не злоупотреблявший чувством юмора, обиделся и изрёк:
– Ты позвонила, чтобы поиздеваться?
– Нет, папа, – ответила Соня и, сказав «пока!», положила трубку. Потому что именно в этот момент она сама вспомнила, что фамилия родной сестры бабушки – тётки её отца, которая ни разу в жизни не была в зарегистрированном браке, – Семёнова. И тут же вписала её круглыми буквами в кондуит, боясь запамятовать.
Продравшись за каких-то два часа сквозь адреса и места работы близких и не очень родственников, сквозь названия кладбищ и номера могил пращуров, стандартные «участвовали ли вы в боевых действиях» и «есть ли у вас родственники за границей», Соня опять наткнулась на явно американский сектор анкеты: «Ваши жизненные цели и установки?» «Жить», – старательно вывела она. А что прикажете ответить? «Как вы позиционируете свою поездку в Америку? Она нужна вам для карьерного роста? Расширения кругозора?» и т. д. и т. п. И тут, особенно в свете того, что, простите за каламбур, Соне ничего не светило, она ответила честно, что хочет увидеть «бабу с факелом», убедиться в том, что нью-йоркская подземка действительно страшная и грязная, побывать на Бродвее и в Метрополитен-опера и, вообще, хочет, чтобы её нога постояла на континенте по другую сторону океана. Где никогда не бывали её родители, почти все родители родителей, а только прадедушка, расстрелянный в 1917 году. Ну и бабушка, но она мало что помнила, потому что в момент посещения Америки была слишком мала. В 1915 году Сонина бабушка была далеко не бабушкой, а совсем девочкой и было ей всего пять лет. И ещё Соня призналась анкете, что очень хочется хотя бы на пять минут войти под своды Гарвардского университета, потому что он в зубах уже навяз своей легендарностью, известной ей лишь из кино и книжек чуть не с самого раннего детства… Длинная графа получилась.