Малое собрание сочинений (сборник)
Шрифт:
Решено твердо.
Пусть – презрение.
Но – начало карьеры…
Вы еще у меня попляшете, голубчики!
Я заставлю тебя, рыжий хуй, раскрыть флегматическую пасть!
А ты, толстомордая скотина, узнаешь первый, с кем имел дело!!
15 декабря
Хватит с меня сегодня и того, что я Музыкантову послал на хуй!..
Мне просто стыдно за Ворошнину.
Стыдно за то, что у нее в Москве – такой отвратительный двойник.
2
16 декабря
Но не это – главное.
Когда они разомкнули наконец свои скользкие и липкие губы, – отвратительная нить слюны соединила пасти разнополых…
Пусть для них эта мерзкая сопля – символична!
Но мне-то – мне-то противно смотреть на эту соплю, даже если эта сопля – союз разнополых сердец.
17 декабря
А собственно говоря, какого черта позавчера я вспомнил о Ворошниной?
Неужели мне мало августа?
И я не радовался в октябре ее «аресту за преднамеренное устройство взрыва» на 3-м горном участке?..
И ведь это – ее вторая судимость!..
Собственно говоря, я только на зимних каникулах заинтересовался ее выходками… и если бы не статья в «Кировском рабочем», я, может быть, и вообще бы не вспоминал о ней…
Но ведь, что бы там ни говорили, она – моя одноклассница… и притом – единственная из всех наших выпускников, с которой мне пришлось школьничать с первого по десятый класс включительно…
И даже получением аттестата она в некоторой степени мне обязана…
Нет, нельзя сказать, чтобы я действительно питал к ней нежные чувства… А детское увлечение постепенно улетучилось…
Просто – мы несколько откололись от основной массы школяров и в 10-м классе были водонеразливаемы, совершенно не поддерживая связи с классом…
Откровенно говоря, меня пленяли ее хулиганские выходки на занятиях, тем более что я поражал всех скромностию и прилежанием… А после инцидента с ком. билетом она уже бесповоротно стала кумирить в моих глазах… хотя в школе слыла легкомысленной идиоткой с проституционными наклонностями…
Меня же лично мало интересовали ее наклонности… Я даже не удивлялся ее провалу при поступлении в институт и слишком легкомысленному восприятию этого провала. Меня взбесило только ее исчезновение из Кировска как раз в момент моего триумфального возвращения, – я даже не мог похвастаться перед ней поступлением в Величайший.
С первых же групповых занятий в университете меня несколько заинтересовала Ант. Григ. – «усеченная и сплюснутая Ворошнина» – и я искренне ее возненавидел…
В декабре, признаться, я был несколько ошарашен письменными извещениями Бориньки о привлечении Ворошниной к суду за недостойность…
Тем более что после «самоповешения» отца она должна была несколько охладить свой пыл…
Прибыв на зимние каникулы, я с удовлетворением воспринял экстренное сообщение Фомочки, весь смысл которого сводился к тому, что он (т. е. Фомочка) – может быть, единственный представитель мужской половины Кировска, не испытавший удовольствия покоиться на пышных прелестях моего кумира… и сразу же вслед за этим сообщение Бориньки о том, что соревноваться с Ворошниной в изощренности мата не решается сам Шамовский…
Я без промедления благословил ее выносливость и изобретательность…
…И единственное, чего я опасался теперь, – случайного столкновения с ней…
Последнее, может быть, и не состоялось бы вообще, если бы 1-го февраля Бориньку, Минечку и Витиньку не пленило звучание одного из шедевров индийского киноискусства.
Сказать откровенно, я слишком туманно воспринимал трели Бейджу Бавры, потому что беспрерывная трескотня соседок, циничная поза сидящей справа Ворошниной – и вследствие этого тоска по цивилизации убили во мне способность к восприятию классических творений джавахарлаловых подданных…
Назавтра Витинька, удовлетворенно зубоскаля, констатировал: «Ерофеев дико смутился, когда увидел, что Ворошнина покинула веселые передние ряды и в сопровождении трех подозрительных девиц двинулась прямо по направлению к нему, презрительно окидывая взглядом переполненный кинотеатр и неестественно кривляясь…»
Правда, Витинька одновременно выражал сожаление в связи с тем, что они втроем вынуждены были внять вызывающе деликатной просьбе Ворошниной «поменяться местами» – и бросить меня на произвол пьяных девиц…
И я, признаться, тоже сожалел… Во всяком случае, меня не восхищала перспектива в продолжение двух часов вдыхать запах водки и пережженных семечек изо рта Ворошниной, невообразимо краснеть и деликатно приобщаться к ее бесстыдной и стесняющей позе… Впрочем, я покинул кинотеатр чрезвычайно довольный собой – я вежливо отказался навестить ее в общежитии и, кроме того, уже не ощущал на себе кошмарного нажатия ее пышных прелестей…
Последующие 8 дней пребывания в Кировске протекли целиком в пределах четырех стен Юриковой квартиры, – в стороне от трезвости, Ворошниной, снежных буранов и северного сияния…
На первом же занятии по немецкому Антонина Григорьевна Музыкантова попала в поле моего зрения, и мне, без преувеличения, сделалось дурно…
В продолжение всего второго семестра я неутомимо прославлял дегенерацию и стиснув зубы романтизировал…
А лето совершенно уронило взбесившегося кумира в моих глазах…
Правда, и я летом числился уже в сознании кировских граждан не как «единственный медалист» и «единственный лениногорец», а скорее как неутомимый сотрапезник Бридкина…
К началу августа я вынужден был выработать иммунитет на восприятие любопытных взглядов – и, между прочим, не без благотворного влияния Лидии Александровны, представшей передо мной уже на следующий день после моего приезда в героический заполярный город…