Малой кровью
Шрифт:
Но ничего себе шуточки под боком мегаполиса!
Она посидела, аккуратненько приводя в порядок взыгравшие нервы, потом, ничего не забыв, тронула машину с места, съехала по ровной полукруглой асфальтированной дорожке почти к тому самому, от чего у неё чуть не сорвало башню… опять затормозила – тихо-плавно, тихо-плавно. И долго сидела неподвижно, не решаясь выйти из машины.
Это был пряничный домик! Одноэтажный, с высокой островерхой вафельной крышей, карамельной водосточной трубой, шоколадной дымовой трубой – с маленьким облачком дыма из безе, разноцветными леденцовыми окошками, стенками из песочного печенья, крылечком из халвы, бисквитными подоконничками с кремом,
Юлька придвинула к себе футляр со спиннингом, задумалась: брать или нет. Глупо. Засунула поглубже под сиденье, перебросила ноги через низкий бортик кабины и боязливо ступила на траву. По шажку двигалась она к домику, прислушиваясь и напрягая боковое зрение. Теперь, когда она подошла почти вплотную, стало ясно, что домик на самом деле несъедобный. Во всяком случае, не весь. Подоконник у левого окна действительно был бисквитным тортом, причём початым, и ставень был частично обломан и даже обгрызен. Но почти всё остальное – пластик или крашеное дерево… Но всё равно очень здорово!
Только кому же придёт в голову приглашать к себе в гости таким замысловатым способом? Больше всего Юльке сейчас хотелось развернуться и дать дёру. Но вместо этого она сделала ещё шажок, и ещё один, и робко позвала:
– Эй, привет! Как поживаете?
К счастью, ответ раздался не сразу и не за спиной. В домике послышалось какое-то движение, медленное, шаркое, потом отворилась дверь, и на пороге появилась не старая ещё женщина – или очень молодящаяся старуха, – в длинной до пят юбке колоколом и расшитой блузе, перепоясанной широким шарфом.
– Доброго дня вам, добрая гостья, – произнесла хозяйка неярким хрипловатым голосом. – Не хотите ли зайти передохнуть?
Юлька попыталась разобраться в инстинктах, страхах, воспоминаниях и шестых чувствах одновременно и в конце концов выпалила:
– А вы меня не съедите?
Женщина сначала опешила, а потом громко расхохоталась. Она даже присела на ступеньку и помахала Юльке рукой: мол, садись рядом.
И Юлька, сделав ещё три шажка на подгибающихся ногах, уселась ступенькой ниже.
– Меня зовут Памела Грим, – сообщила хозяйка, отсмеявшись. – Одно «м». Мой покойный муж решил, что ему неспроста досталась такая фамилия при его-то характере. Это он придумал тут всё. А ты откуда знаешь сказку?
– Читала, – сказала Юлька.
– Ну, заходи – если не боишься, – улыбнулась миссис Грим. – Угощу тебя чем-нибудь свеженьким.
Юлька боялась. Даже не головой, а чем-то, трепещущим глубоко внутри спинного мозга – где-то в районе поясницы. Но почему-то встала и пошла вслед за хозяйкой внутрь домика.
Внутри он был явно больше, чем снаружи. Стены украшали связки бубликов, огромные пряничные медальоны и небольшие картинки в массивных шоколадных рамах, а между ними полотенца с пастушкбми и мудрыми, наверное, изречениями – но совершенно непонятными, потому что по-немецки и готическими буквами. Посреди стоял длинный чёрный стол, застланный кружевными ромбовидными салфетками, и скамьи с низкими спинками. Слева имела место уж точно фальшивая печь (слишком плоская потому что, таких не бывает – да и не засунуть в неё никого…), а справа – хоть и стилизованная, но всё же совершенно банальная барная стойка под ещё более банальным кондиционером.
– Понимаешь, – стала рассказывать миссис Грим (Памела, Памела, я помню, хорошо, я попробую: Па-ме-ла…), когда они сели за стол, и Юлька, отказавшись от выпечки с кремом, принялась за мороженое и ледяного «Доктора Пеппера», – у нас-то как раз в округе сказку знают хорошо. Раз в год сюда приезжает наша старая компания – друзья мужа, их ещё много осталось, да и молодые уже появились, – и действительно превращают домик в съедобный. Ставни, двери, окна меняют, на стены и крышу делают накладки, привозят всякую съедобную мебель… в общем, хорошая работа. Даже крутят съедобные пластинки… правда, патефон обычный. К вечеру привозят в автобусе малышей с завязанными глазами и высаживают по двое – не у дороги, а со стороны леса. А у меня играет музыка, чтобы им не потеряться. Постепенно все собираются здесь и начинают мой домик лопать. Мы их тайком фотографируем – каждого ребёнка сюда ведь только один раз привозят, в десять лет, больше нельзя. Это мы давно так договорились, чтобы было чудо, а не праздник Большой Тыквы. А потом, когда ребятишки совсем разрезвятся, приходит Страшный Песочный Человек и грозно требует, чтобы здесь немедленно навели порядок. Ребятишки пугаются, говорят, что они всё съели. И тогда Песочный Человек достаёт кассу, и каждый должен оплатить то, что съел.
Поглядев на внезапно скисшее Юлькино лицо, Памела сочувственно пожала плечами.
– Знаешь, детка, мне тоже кажется, что это плохой конец для сказки, и раньше было иначе, поразмашистее и повеселее, но теперь школьный совет решил, что сказка должна быть поучительной… В общем, её адаптировали. К современным условиям.
– Ну-у-у, – протянула Юлька спасительное «well», поскольку совершенно не понимала, что следует отвечать.
– Вот тебе и «ну». Вообще-то ведь это злая сказка. Про злых, невоспитанных, жадных детей и про одинокую старуху, которая так и не смогла прекратить грабёж. Но хочется, чтобы ребятишки потом, много лет спустя, сами до этого додумались. А не так, чтобы по подсказке… Потому что, если с подсказками, то и не додумываются никогда. Вот я и держу под стойкой дробовичок. На всякий случай. Мало ли…
Юлька подумала, что должна бы встревожиться. Но вместо этого вдруг наоборот расслабилась.
– А если бы вы знали, – вдруг спросила она, глядя куда-то мимо Памелы, – что какой-то человек – очень плохой, вы смогли бы выстрелить в него из вашего дробовичка?
Та внимательно посмотрела на гостью:
– Деточка, иметь оружие имеет смысл только в одном случае – когда ты точно знаешь, что в нужный момент выстрелишь. Хорошо хоть закон теперь этого не запрещает, спасибо Арни… по-моему, нам с ним здорово повезло. Знаешь, как раньше было? Не знаешь… ну и ладно. Нечего вспоминать всякое идиотство. А вот о чём ты спрашиваешь… Я не знаю. В конце концов, что такое «плохой»? У меня есть брат, сводный, который не работает, пьёт на деньги своей жены, бьёт её… Наверное, он плохой. И даже очень плохой. Но когда он приезжает сюда – а он такой большой, грузный, тяжёлый – ребятишки с него не слазят целый день, валяют его по лужайке, тузят, визжат, катаются с него, как с горки… Один день в году он хороший. Может быть, очень хороший… самый лучший… Ну и как тут быть? Стрелять мне в него или воздержаться?.. Ой, детка, по-моему, тебе надо прилечь.
Юлька только сейчас осознала, что на неё опять наваливается эта непонятная, почти неодолимая дурная сонливость, глазки останавливаются… останавливаются… но никак нельзя было поддаться ей в этом странном месте.
– Простите, пожалуйста, вы не могли бы сварить мне очень крепкий кофе? Мне надо ехать, я уже и так слишком задержалась…
Хозяйка неодобрительно покачала головой.
– Кофе… Тебе ведь ещё нет двадцати одного?
– Нет, – сказала Юлька. – Но у меня есть вот это… – она вытащила из кармана кью-карточку и показала Памеле. – Так что кофе мне можно.