Малой кровью
Шрифт:
Седьмое: имперская агентура на Земле. По договору, её должны были сдать с потрохами на милость победившего человечества. Но что-то слишком уж мало народу пришло регистрироваться в качестве бывших шпионов. То есть, вероятнее всего, сеть легла на дно. Кто-то этим тоже должен будет заняться…
И далее ещё сорок пять мелких вопросов – наподобие систематизации и просеивания уже имеющейся информации, или разработки перспективных видов вооружения, или проблем колонизированной планеты Мизель и что вообще с нею делать…
Ып. Адам вернул на экран докладную записку.
Так… ага. Некоторые офицеры штаба Легиона на Тироне решили,
Ещё одна колония. А действительно, чего мелочиться: где одна, там и две. Семь бед – один диабет. Ну ёлы-палы, как говорит посол Никита.
Никита. Кстати, о разведке. Он обещал добыть перечень того полезного, чем можно поживиться в Большом Дворе – месте наибольшего скопления Свободных. Там постоянно функционирует огромный рынок, где продают и меняют всё на свете. Но, как и положено настоящим Свободным, Никита – человек не слишком обязательный…
Напомнить.
Пискнул сигнал, замигал транспарант: «Пристегните ремни». Подошла стюардесса, забрала пустой бокал и почти пустое блюдо. Адам мельком удивился: когда ж это я успел?..
«До посадки на базе Кергелен остаётся двадцать две минуты», – сказал динамик неизвестно чьим голосом.
Кергелен… Полгода назад в мире о существовании этого архипелага знали разве что флотские. Ну, ещё какие-нибудь ооновцы и десяток французских клерков. Вряд ли больше. Сейчас туда слетаются шесть наделённых самыми обширными полномочиями команд. На детальное знакомство друг с другом и с… ну, скажем так: с руководством.
С императором Бэром.
Чёрт. Почему-то испытываешь неловкость, произнося – даже про себя – этот чёртов титул и это чёртово имя.
Горизонт за иллюминатором стремительно светлел, и было хорошо видно, какая она круглая, эта небольшая планета.
Наверное, они просто боялись входить в эту непроницаемую тьму. Денис был уверен, что ему ничего не померещилось – а значит, чувство полнейшей потерянности, которое охватило его в воротах, не было только нервной реакцией истощённого организма. Туннель, наполненный тьмой, словно бы вращался вокруг какой-то неопределённой – не продольной, не поперечной, не вертикальной, а какой-то четвёртой – оси, и вот теперь Денис, лёжа напротив ворот уже по другую их сторону, смотрел, как там, перед входом, о чём-то совещаются партизаны. Если снаружи ворота казались чем-то вроде чрезвычайно медленного водоворота чёрного маслянистого тумана, в самом туннеле тьма была непроницаема, словно идёшь сквозь невесомую сажу, и лишь впереди горит багровая точка, – то изнутри наружу всё было видно прекрасно, чуть затемнено,
Двое самых смелых уже успокоились там, на входе, одного оттащили, другого тащить побоялись или просто не нашли – он уже вошёл в туннель.
Пули, как им и положено, летели в темноте по прямой…
Всё бы ничего, но патронов осталось шестьдесят семь штук, одна граната, половина небольшой успевшей подгнить с краю тыковки – и половина фляжки воды. И в придачу к этому человек, который трое суток практически не спал и проскакал по горкам и буеракам километров сто семьдесят – это если смотреть по карте.
Его могло вырубить в любой момент, уж слишком тепло и тихо было тут.
Хорошо бы найти способ закрыть этот туннель – ведь был же он закрыт до того, как Денису пришло в голову долбануть по долбанной клавише на долбанном приборе… Но быстрый осмотр помещения ничего не дал, равно как и повторные нажатия на клавишу. А на интеллектуальные усилия Денис был попросту не способен.
Место, где он оказался, напоминало ему то ли заброшенный, то ли недостроенный вокзал или аэропорт, предназначенный для людей метрового роста, причём проект его разрабатывал Эшер. Сейчас Денис находился на открытой широкой эстакаде с мягким, как ковёр, пластиковым полом. Полуметровые поручни отделяли его от тёмного пространства обширного зала с колоннами, причём верхушки колонн никуда не упирались и ничего не поддерживали. От середины эстакады шли узкие лестницы с очень мелкими ступенями – одна вниз, в зал, а вторая – вверх, к круглой застелённой ротонде, которая, кажется, просто висела в воздухе метрах в двух над эстакадой. Позади Дениса был, похоже, вход в другой туннель, но вход закрытый; над ним горел пронзительным рубиновым цветом странно знакомый символ. Именно на этот свет и шёл Денис в темноте…
В какой-то момент он догадался посмотреть на часы. Оказалось около полуночи – но то, что происходило по ту сторону туннеля, видно было отчётливо. Похоже, полупроницаемая тьма имела какие-то особые свойства.
Собственно, по ту сторону не происходило пока ничего. После двух выстрелов и двух трупов партизаны не проявляли активности и вообще старались не появляться в поле зрения. Только один раз Денис засёк осторожное движение: кто-то подполз ко входу сбоку, заглянул, отпрянул; Денис не стал тратить патрон.
Так шёл час за часом. А потом Денису показалось, что он слышит далёкие шлепки водяных капель.
Конечно, это был бред. Во рту давно тёрся песок о наждак. По всему телу растекалась всё более и более тяжёлая и ядовитая дрянь: кровь постепенно заменяли ртутью. Часа в четыре по армейскому времени он понял, что так и останется тут лежать, если не встанет и не пойдёт искать воду. Он встал, выпил глоток из фляжки (осталось ещё глотка три), откусил и пожевал волокнистую мякоть тыковки (голода не было, вообще ничего не было)…
Но прежде чем пуститься на поиски, Денис соорудил в туннеле мину из последней своей гранаты и проклятого прибора – просто придавив прибором спусковую скобу гранаты и вынув чеку. Сделать нормальную растяжку никак не получилось бы: стенки туннеля гладкие и тепловатые на ощупь, как фарфор, нож их даже не царапал, а другого инструмента у него не было.
В темноте кто-нибудь запнётся…
Плохо то, что снять мину будет очень трудно. А с другой стороны, подумал Денис, вряд ли понадобится это делать.