Малой кровью
Шрифт:
И вот в последнее время – несколько десятков странных и зачастую трагических происшествий с марцалами, агентами Мафа, занятыми как раз отбором подходящих ребятишек. Агентов сбивали грузовики, их убивало током, ядом из баночек с йогуртом; их кусали гремучие змеи. Было несколько прямых покушений, но ещё ни разу не удавалось поговорить с покушавшимся: кого-то застрелили полицейские, кто-то бесследно скрылся. Правда, статистика нам говорит, что вообще уровень немотивированного или неявно мотивированного насилия вдруг возрос почти повсеместно, так что не совсем понятно: за агентами охотились
Итак, барышня: чем лично вам так досадил бедняга Ургон?
Почему вы хотели убить Ургона?
И снова: чем вам досадил Ургон?
А Юлька и хотела бы сказать всё, но ей было так плохо, что она, пожалуй, не смогла бы сейчас объяснить, как из хлеба и колбасы соорудить простейший бутерброд, а не то что проследить все свои сложные ассоциации… тем более, что сам этот вопрос: а какого чёрта я пыталась убить этого поганца? – вопрос этот чем дальше, тем больше казался ей безответным. Как объяснить ему, такому мудрому, что на самом-то деле она стреляла в Барса, защищая своего ещё не родившегося ребёнка… Но она была как в липком густом тумане. Туман становился всё гуще, плотнее, уже как вода – и она всплыла в нём, всплыла и откинулась на спину…
И всё бы ничего, это было даже приятно, её поднимало и опускало на плавных волнах, но вдруг как-то нехорошо, выворачивающе потянуло в животе. Раз и ещё раз.
Её как будто накрыло, она захлебнулась и стала биться.
Что-то происходило вокруг, но туман не рассеялся, разве чуть-чуть, а главное – ничего не проникало в сознание сквозь протяжный дикий звон. Кто-то большой и сутулый вёл, придерживая за шею, старого марцала, как там его?.. а к марцалу рвался весь белый Санька, его держали толпой, но он продолжал рваться. А саму её куда-то несли на руках, она хотела извиниться, сказать: ну зачем же? – однако ничего не получалось. Были полулюди-полукошки в синих и серых комбинезонах, раньше она их видела только на фотографиях. Был совсем маленький и очень шустрый бородач. Были полицейские с пистолетами. Были пожарные.
И была Варечка. Самая грозная здесь.
Юлька попыталась поправить волосы, но уронила руку. Ладонь вся была в крови.
Потом туман опять сгустился и принял Юльку в себя.
Так вот ты какой, Дьявол Чихо, подумал Стриженов, отходя. Все эти великие и мрачные ублюдки, становясь мёртвыми, как будто сбрасывают все маски и накладные бицепсы – и остаётся что-то жалкое, неполнозубое и кривое.
Чихо убит был двумя пулями в спину. Это о многом говорило.
«Старая братва» – бандиты, начинавшие с Чихо ещё до его возвышения, – пытались отстреливаться по-взрослому, но заняли неудачную позицию: их моментально обошли и забросали гранатами. Трое легионеров были ранены в самом начале перестрелки, но остались в строю.
Итак, приказ генерала Тугхо выполнен. Дьявол Чихо перестал существовать. Равно как и его армия.
Впрочем, в последнем Тугхо наверняка убедился ещё вчера.
И, скорее всего, он приписал это благое деяние нам…
Стриженов посмотрел на снятый с шеи
Медальон, два револьвера с платиновой чеканкой, кривой кинжал – миниатюрный ятаган – с мерцающим муаровым узором по клинку и шершавой кожаной рукояткой. И – огромный голубоватый кристалл в оправе, наверное, им Чихо и «обращал» адептов. Некрон мог бы сказать точно, но он как-то подозрительно долго без сознания, не случилось ли чего? При переломах больших костей бывает всякое… а здесь даже фельдшера нет…
Сержанты Пистухов и Деркач задержались около трупа, фотографируя и снимая отпечатки ладоней. Пусть будет.
Подошёл Давид. Тоже посмотрел на медальон. Сказал:
– А ведь мы, кажется, пришли.
…Это была когда-то широкая мощёная дорога, сейчас заплывшая землёй, поросшая кустарником и деревьями. Кое-где мшистый дёрн сняли, и там обнажились жёлто-серые каменные блоки, формой напоминавшие буханки хлеба, но побольше размером – так где-то с маленький чемодан. Их начали выворачивать из кладки и сооружать бруствер, но потом бросили это дело.
– Дорога, мощёная жёлтым кирпичом, – с кривой усмешкой сказал Стриженов.
Давид кивнул. Дальше, за бруствером, дорога обозначилась более явно, там не было ни мха, ни кустов.
А здесь шёл, похоже, немаленький бой. Гильз-то…
Метрах в пятидесяти от недоделанного бруствера как-то нехорошо чернело круглое отверстие. Вход в туннель. Что Стриженова напрягло – так это то, что он никак не мог определить на глаз, каков размер этой гнусной дыры. Пройдёт человек, или автомобиль, или вагон? Чернота струилась и завораживала.
– Трое со мной, – сказал он. – Ты, ты и ты. Поручник!
Булаховский подскочил, вытянулся. Он стал чёрен и худ, былое брюшко исчезло, глаза ввалились, но усы гонорливо топорщились.
– Остаётесь за старшего. Займёте круговую оборону. Держаться до нашего возвращения. Если мы не вернёмся… – Стриженов задумался, – через восемь часов, – поступайте по обстановке. В любом случае, постарайтесь сохранить роту. – Стриженов снова задумался. Поручник ждал. – Ежи, я знаю, задача не по силам, но… нельзя допустить, чтобы туда, – он кивнул на вход, – проник неприятель. Ни сейчас, ни потом. У меня нет готовых планов на этот счёт. Думайте.
– Слушаюсь, – Булаховский двумя пальцами коснулся берета. – Разрешите выполнять?
Стриженов кивнул.
– Стоп! – Давид замер, поднял руку. Все остановились и прислушались. Сначала казалось, что царит полная тишина, но потом донёсся слабый звук: будто где-то далеко о стекло бился шмель.
– Там, – уверенно показал Деркач.
Стриженов направил туда луч фонаря.
Решётка в полу. Несколько прутьев отпилены. Ступени вниз.
Там, где кончались ступени, была небольшая площадка, а сразу за ней – створки раздвижной двери. Между створками, как будто мешая им сомкнуться, торчали два французских солдатских ботинка. Носками вниз и такими знакомыми каждому легионеру рубчатыми подошвами в эту сторону.