Малоярославецкий уезд в конце XV–XVIII в.: Историко-географическое исследование
Шрифт:
Возникает вопрос: возвращение Вереи в руки Михаила Андреевича “до живота” было актом простого доброжелательства? Или определенную роль сыграло понимание хозяйственной целесообразности: отдать прежнему хозяину лучше, чем дать новому, не знающему всех нюансов хозяйственной жизни региона? Кроме того, могли иметь значение и иные соображения: при жизни наследственно владевшего этими землями князя, ничем не провинившегося перед великим князем московским, незачем было отдавать их кому-нибудь еще? К сожалению, поставив все эти вопросы, нужно признать, что достаточными данными для ответов на них мы не обладаем.
Порядок перечисления принадлежавших князю Михаилу Андреевичу волостей в рассматриваемых вариантах грамоты показывает, что Белоозеру отдавалось предпочтение, хотя оно было отобрано ранее других. Но это была самая крупная, развитая хозяйственно, хорошо освоенная
5. В грамоте № 1 говорится, что Белоозеро, Верея и Ярославец передаются великому князю “с волостми, и с селы, и слободами и со всеми пошлинами, опрочь тех, которые есми дал по своеи души, и которыми пустошми кого буду пожаловал, дал в куплю”. В великокняжеской грамоте последнего замечания об исключении некоторых “пустошей” из владений великого князя нет. Напротив, появляется противоположное утверждение: “…и яз благословил, дал есми ту свою вотчину всю, после своего живота, своему же господину, великому князю Ивану Васильевичу всея Руси”.
6. В грамоте № 2 изменен порядок перечисления монастырей, получавших от верейского князя “на помин души” села и деревни. В начало вынесены Кириллов и Мартемьянов монастыри на Белоозере, указанные у верейского князя в конце. Л.В. Черепнин считал, что это связано с желанием великого князя подчеркнуть подчиненность белозерского князя, убрав с первого места в документе безусловно первый в Москве по роли и значению Троицкий монастырь, богатые пожалования в который часто делали члены великокняжеской семьи. 225 Верейский князь это значение Троицкой обители понимал, почему и указал ее первой, а затем уже перечислил московские монастыри и храмы, Пафнутьев Боровский монастырь и ярославецкие церкви. Распоряжения, касающиеся пожалований в Кириллов Белозерский и Мартемьянов монастыри, помещены в варианте № 1 в самом конце и носят очень подробный характер, решительно измененный, формализованный в варианте № 2. Нам представляется убедительным данное Черепниным объяснение выноса на первое место белозерских монастырей. Однако здесь могла иметь место и прослеживающаяся по всему документу тенденция к формализации текста. Она проявилась и в строгом соблюдении принятой в начале последовательности упоминания территорий: Белоозеро, Москва, Верея, Ярославец.
225
Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы… С. 178.
7. Значительно сокращены в грамоте № 2 и опять-таки “формализованы” статьи о передаче сел, деревень и пустошей “по душе” князя и его родственников. В грамоте № 1 каждый раз последовательно перечисляются лица, по чьей душе делает князь вклад: “по своему отцу, и по своеи матери, и по своеи души, и по своеи княгине, и по своем сыне Иване”. В варианте № 2 в самом начале присутствует фраза: “А на поминок по своем роду и по своеи душе…”, после которой перечислены все пожалования на той или иной территории. Для верейского князя было важно указать в прямой последовательности, кого поминать с получаемых монастырем или храмом доходов. Для великого князя это абсолютно не имело значения. По его мнению, очевидно, достаточно было указать целиком – “по своем роду”.
Все указания на денежные компенсации, выплачиваемые в случае, если пожалованные владения “будут надобе” великому князю, отнесены в конец разделенных по территориальному признаку статей.
8. Согласно грамоте № 1 Михаил Андреевич завещал своей дочери Анастасии (жене князя Иосифа, предположительно – Дорогобужского) села Офонасьевское и Костинское в Ярославецком уезде. В случае же, если села понадобятся великому князю, то “господин мои, князь велики, дастъ моеи дочери, княгине Настасье, в тех земель место, свои земли”, – говорится в грамоте. Вместо этого в № 2 княгине предназначалось только 300 руб. денег и никаких земельных пожалований. Села Офонасьевское и Костинское в тексте № 2 не фигурируют.
Упоминание
9. Изменены и значительно усилены в сторону подчеркнуто большого доверия к великому князю заключительные статьи грамоты. А именно:
а) появилась новая статья: “А опрочь того, что ни останется после моего живота моеи казны, и то все господинъ мои, князь велики, роздастъ по моеи души”. Можно предположить, что великий князь таким образом позаботился, чтобы не было недоразумений в установлении владельца имущества, возможно, забытого верейским князем;
б) значительно усилена статья, называющая Ивана III душеприказчиком верейского князя. Вместо: “А приказываю душу своему господину и осподарю, великому князю Ивану Васильевичу всея Руси” написано: “А приказываю душу свою помянути, и долг заплатити, и все розправити по своем животе своему господину и осподарю великому князю Ивану Васильевичу всея Руси, положил есми о всем на бозе да на нем, на своем господине”;
в) появилась новая статья: “А где ми что долгу дати, ино тому список за своею печатью и за подписью дьяка моего”. Такой список и в самом деле к грамоте был приложен и сохранился. 226
К сожалению, не сохранился другой список, также упоминаемый в духовной, причем во всех трех ее вариантах. Это список вещей, передаваемых верейским князем сыну Василию (находившемуся уже несколько лет в изгнании). Согласно духовной, в то время, когда Василий и его жена еще находились при своем отце, он “подавал” им некие вещи, которые теперь хотел им же и вернуть. Несмотря на такую оговорку, вряд ли опальный Василий Михайлович мог что-либо получить из отцовского наследства.
226
ДДГ. № 80г. С. 311–312.
В заключение разбора формуляра духовной грамоты князя Михаила Андреевича верейского, необходимо упомянуть несохранившиеся до наших дней две печати, которыми был заверен последний, третий ее вариант. Вероятно, это были печати самого верейского князя: черновосковая, прикладная с изображением женщины с мечом (как и сохранившиеся в прикладных к духовной грамоте списках), и митрополита Геронтия, подписавшего утвержденный третий экземпляр духовной. Наличие подписи и, вероятно, печати митрополита Геронтия на официальном завещании удельного верейского князя можно было бы также расценить как исключение из правил: не известно ни одной другой духовной грамоты удельного князя, утвержденной митрополитом. Однако в одной из работ С.М. Каштанова показано, что отсутствие печатей и подписей митрополитов на сохранившихся духовных удельных князей может объясняться отсутствием в этот момент митрополитов в Москве. 227
227
Каштанов С.М. К вопросу о первом упоминании и времени основания Малоярославца… С. 23–27.