Малыш по договору. Подари мне счастье
Шрифт:
Провожу расчёской по распущенным волосам и крашу губы гигиенической помадой. Ещё и серёжки надела. Обычные гвоздики правда, но для меня и это редкость. Я не особый фанат украшений.
Дура. И для кого вырядилась, непонятно? Мелькает порыв снять с себя к чёртовой бабушке и кофту и серёжки, переодеться в привычную мне одежду и стереть гигиеничку, но я с большим трудом всё же гашу его в себе. Да и не успею уже всё равно. Работа ждать не будет. А провоцировать старшую медсестру, которая явно на меня зуб точит тем более не хочется…
Подхватываю лежащую на стуле сумку и быстро спускаюсь на первый этаж. А как только выхожу из дома, моё сердце тут же разгоняется и подпрыгивает, словно перескакивая через невидимые препятствия.
Застыв на пороге, смотрю на Воскресенского, который, как я и думала, уже ждёт меня у машины.
Пожалуй, теперь это единственное время, когда мы видимся. Хоть что-то осталось без изменений – он по-прежнему исправно возит меня на работу и забирает после смены.
И мне бы поторопиться сейчас, потому что время как бы и без того поджимает. Только я отчего-то не спешу подойти. Так и стою на крыльце, следя за Игорем, который пока что не заметил, что я вышла.
Не курит он, ну как же… Почему-то так и тянет подойти и вырвать сигарету у него изо рта. Выкинуть на пол и потоптаться ещё по ней. От души так!
Только эта мысль мелькает в голове, как Воскресенский вдруг резко поворачивается в мою сторону. Тут же вспыхиваю как переваренный рак и быстрым шагом спускаюсь с крыльца.
Боже, надеюсь он не заметил, что я на него пялилась…
– Доброе утро, – бормочу себе под нос, старательно отводя взгляд в сторону.
– Доброе. Садись в машину, опаздываем.
И всё. Ни слова больше, собственно, как и всю эту чёртову неделю. Да и до клиники мы уже по традиции едем в гробовой тишине. Благо доезжаем быстро и без пробок.
– Я заберу тебя с отделения ровно в восемь. Без меня из больницы не выходи, – киваю на очередное традиционное напутствие уже в холле больницы, после которого Игорь тут же разворачивается и уходит в сторону своего кабинета, а я отправляюсь к себе в терапию.
Класс… просто класс…
Настроение, которое в последние дни и без того не очень, скатывается ниже плинтуса. Особенно когда, зайдя в лифт, я чувствую на себе косые взгляды медперсонала.
Всё же больница иногда напоминает самую настоящую деревню. А всё потому, что врачи те ещё сплетники. Если ещё чуть больше недели назад я радовалась, что спокойно могу ходить по отделению гинекологии и ни о чём не переживать, ведь вне пределов родной терапии меня никто не знает, то теперь об этом можно благополучно забыть. Потому что Воскресенского в клинике знают все. Так что слух о том, что какая-то медсестра ждёт от него ребёнка разлетелся в считанные секунды. И теперь я то и дело ловлю на себе заинтересованные взгляды.
Не сдержавшись, закатываю глаза, когда две санитарки, при виде вышедшей из лифта меня, тут же резко замолкают, хотя до этого о чём-то увлечённо трепались.
Захожу в сестринскую и сама от себя не ожидая, хлопаю дверью громче, чем надо. Подхожу к шкафу, скидываю с себя проклятую бирюзовую кофту и быстро натягиваю медицинскую униформу.
– Да ладно тебе. Нашла из-за чего загоняться.
– Что? – растерянно оборачиваюсь на голос вошедшей вслед за мной Леси.
– Я говорю, ну подумаешь, шушукается там кто-то. Можно подумать ты не знаешь, как это обычно бывает. Через неделю кто-нибудь из медсестёр с другого отделения переспит с анестезиологом и все переключатся на новую сплетню, а про тебя благополучно забудут, – говорит Леся, садясь на диван в сестринской. Достаёт из кармана яблоко и протягивает мне.
– Где взяла?
– Пациент из шестой палаты угостил. Там дедуля один поступил. Он на даче яблоки собирал, и не заметил улей. Так его осы так покусали, что всё лицо раздуло. Скорая так и забрала прямо с ведром яблок. Я уже три штуки съела. Тебе вот тоже прихватила. Ешь давай, оно мытое если что.
– Спасибо, – забираю у неё яблоко и тут же откусываю. – А я думала ты до сих пор на меня обижаешься.
– Обижаюсь естественно. Это ж надо было, закрутить роман с начальником службы безопасности и ни слова мне не сказать! А яблоко я не тебе принесла, а твоему ребёнку. Он-то не виноват в том, что его мама тихушница и от подруги такие новости хотела скрыть… Ну что ты опять такая грустная?! Если это из-за меня, так я, если что, планировала тебя ближе к вечеру простить. Или ты на Воскресенского дуешься за то, что всем рассказал? Просто ты тогда на него так зыркнула… Так он как лучше хотел. Как настоящий мужик заступился и решил проблему. Динозавриха от тебя наконец отстала.
– Это успокаивает, – выдавливаю из себя улыбку.
Не говорить же Лесе, что проблемы мои теперь только начинаются. Потому что объяснить почему после моего декрета я вернулась без ребёнка, зато этот ребёнок есть у Игоря… похожий на него, но не на меня… я не смогу.
Самое паршивое, что я даже обижаться на Воскресенского за это не могу. Думала, что буду, но у меня не получается.
Каждый раз в ушах так и звучат против воли его слова, сказанные мне тогда на кухне.
“Я просто хотел тебя защитить. Я и дальше буду это делать. Нравится тебе это или нет”.
У меня даже сейчас от них мурашки по коже бегают.
Хотя, кого я обманываю? Не меня он защищал, а своего ребёнка. И нет, на это совершенно невозможно обижаться, потому что это правильно. Так и должно быть. Только я всё равно как какая-то ненормальная мазохистка раз за разом прокручиваю эти слова у себя в голове так, словно они действительно мне были адресованы…