Малыш пропал
Шрифт:
Там было тепло, уютно, в одном углу топилась печь, а обтянутые дерматином лавки с высокими спинками образовывали отъединенные от других удобные купе. Хилари усадил малыша за пустой стол у окна, а сам сел напротив.
— Что будешь пить, Жан? — спросил он.
Малыш был явно озадачен, и Хилари, поняв, что кафе оказалось для него такой же невидалью, как поезд, заказал пиво и малиновый сироп.
— Красивый какой цвет, — робко произнес Жан, когда перед ним поставили сироп.
— Попробуй-ка, — предложил
— Ну, как по-твоему?
— По-моему, я бы даже еще мог выпить, — расхрабрился малыш; Хилари засмеялся и заказал ему сироп.
Казалось, Жан забыл про поезда. Его взгляд с жадным интересом блуждал по комнате.
— Смотрите, мсье! — вдруг крикнул он, показывая на пыльное зеленое растение в цветочном горшке. — Это пальмочка.
— Откуда ты знаешь, что это пальма? — заинтересовался Хилари.
— В книжке видел, — мимоходом бросил Жан.
— Ты любишь читать? — не отставал Хилари.
— Я про Африку люблю.
— А еще про что?
— А больше нет у меня ни про что книжки.
Хилари нахмурился. Он негодовал на свою неспособность взять в толк, как чудовищно — по его понятиям — ограничены возможности Жана набираться жизненного опыта. Потом спохватился, ведь в его роли хмуриться значит недопустимо потакать себе, и поспешно спросил:
— А что ты узнал про Африку?
— Я про черных мамб знаю, они сворачиваются на деревьях и прячутся, а пойдешь мимо, она плюнет в глаз, ядом плюнет, и тогда тебе смерть, и никто тебя не спасет.
— В Лондоне, откуда я приехал, есть такое место, называется зоопарк, там живут все виды диких зверей, — сказал Хилари.
— И они едят людей? — нетерпеливо перебил его Жан.
— Нет, людей они не едят, они заперты в разных клетках и никому не могут причинить никакого вреда. Когда я был маленький, мой… — Хилари хотел сказать «мой отец», но сказал иначе: — Меня нередко водили в зоопарк и однажды повели в такой дом, где живут змеи, а человек, который за ними ухаживает, вытащил из клетки большущего питона и обкрутил его вокруг моей шеи.
Мальчик восхищенно вздохнул и, пока Хилари рассказывал про панду, жирафов и слонов, не сводил с него радостных глаз.
— На слоне можно покататься, — сказал Хилари и поймал себя на том, что хотел было прибавить: — Придет время, я тебя покатаю на слоне.
Но не прибавил. Взглянул на повернутое к его лицу бледное завороженное личико и вдруг спросил:
— Что ты ел перед тем, как пойти со мной?
— Хлебушек и большой кусок сахару. Нам всегда это дают после уроков, — ответил Жан. Он внимательно вглядывался в лицо Хилари, ожидая одобренья.
— А на обед? — спросил Хилари. — Что ты ел на обед?
Мальчик потупился.
— Не помню я, — сказал он.
Помоги же мне лучше соображать и взвешивать слова, мысленно воззвал Хилари, сам не зная к кому. И сказал намеренно весело:
— Знаешь, когда я был маленький, я очень любил жареную картошку. Всякий раз, как я мог выбирать, что съесть на обед, я выбирал картошку.
На сей раз ему повезло. Жан снова смотрел на него, безрадостная настороженность исчезала из его глаз.
— Мне тоже, наверно, понравилась бы жареная картошка, — осмотрительно ответил малыш.
Выходит, опять я попал впросак, подумал Хилари. И никакая пища, которая могла бы уже оказаться знакома малышу, не приходила ему в голову. Тогда он сделал еще одну попытку:
— А не расскажешь ли ты мне о книжке, которую читал, про Африку?
Вот это, похоже, вопрос совсем другого рода, от такого вопроса не станешь уклоняться, его встретишь с распростертыми объятиями.
— Это книжка мадам Лапуант, — ответил Жан. — Я читаю на уроках чтения — я умею читать, а другие мальчики из моего класса не умеют. Мадам дает мне книжку, и я сижу сзади и весь урок читаю.
— Но как это получилось, что ты умеешь читать, а остальные мальчики не умеют? — спросил Хилари.
— Не знаю, мсье, — просто ответил Жан. На сей раз он не избегал вопроса, он сказал Хилари правду.
Радио, которое все время знай себе передавало танцевальную музыку, внезапно переключилось на речь, и Хилари взглянул на часы.
— Четверть восьмого, — сказал он, изо всех сил стараясь не выдать голосом облегченья, которое испытывал. — Надо нам возвращаться, не то мать-настоятельница на меня рассердится.
Он поднялся, малыш молча соскользнул со скамейки, в ожидании встал рядом и, как и при первой встрече, опять смотрел на него с отчаянной мольбой.
Хилари поймал себя на том, что говорит очень мягко:
— Все в порядке, Жан, все в порядке. Завтра я опять приду и возьму тебя на прогулку, и послезавтра тоже.
— И послепослезавтра тоже? — все с тем же выражением лица спросил малыш.
— Ну, это я пока не знаю, — взволнованно ответил Хилари. — Там видно будет, верно? — Жан мигом потупился, и Хилари, не в силах больше видеть его молящие глаза, сказал: — Идем, — и быстро вышел из кафе. Мальчик последовал за ним.
В молчании они стали подниматься на холм, Жан держался рядом.
Уже стемнело, и светились только немногие оставшиеся целыми окна. Мало-помалу мальчик начал отставать.
— Ты устал? — ласково, участливо спросил Хилари, заметив это.
— Нет, мсье, — едва слышно, дрожащим голосом ответил Жан.
— А я устал. Хочешь, возьмемся за руки и поможем друг другу взобраться на холм? — предложил Хилари. Он крепко ухватил малыша за руку — та оказалась нечеловечески холодная, ледяная. — У тебя нет перчаток?