Шрифт:
МАЛЫШ
Ты тоже полюбишь искусственный лес,
карманных собак и антенны на крышах –
карьерные выступы офисных лестниц
ты тоже полюбишь, малыш.
Ты тоже захочешь читать между строк
и жить между дел и душить тех, кто дышит.
Идти со звенящими золотом в ногу
ты тоже захочешь, малыш.
Ты тоже захочешь увидеть себя
на стене
в орденах
с волевым подбородком –
и чтобы служивые мира сего
тебе поклонялись погонами с водкой
и думали вслух благородную зависть,
и дружно клялись воспитать поколение
точно с такими же вот подбородками –
и чтобы на стену,
и чтоб с орденами.
Ты тоже получишь однажды под дых
и станешь с тех пор генеральствовать тише.
И тише. И тише. И тише. Так тихо,
что станешь неслышным, малыш.
БЕСПОЛЕЗНЫЕ
Бездумье вскрывает души, как лезвие,
на крики набрасывает плед молчания.
В книгах написано, что мы – бескрайние,
но там не написано, что бесполезные.
Зашедший на чай к нам пропадает без вести,
пришедший с мечом обрастает опытом.
Нас учили на ропот отзываться шепотом.
Жаль, не научили жить в бесполезности.
Нас брали как данность, вернули как версию -
разрезанную на куски, растерянную и болящую.
Кто-то сказал, что нам нужно оставаться зрячими.
Жаль, не попросил нас остаться полезными.
МНЕ
Что воля мне, что неволя – мне
спороть с себя инородное.
Стереть с лица неприглядное.
Боли, мое неболимое.
Молчать бы криками скрытыми,
корить себя за ущербное.
Что мило мне, что не мило – мне
служить с желудями верными.
И что свое, и что чуждое –
в единый колос сплетенное,
родимое что-то почудится.
Что воля – мне. Что неволя – мне.
БАРОН М.
Вместе с седлом себя из болота тянешь.
Конь захлебнулся, решив, что внизу привычней.
Там под тобой пузырятся останки жизни,
мякиш пустого галопа взбивает тину.
Держишь себя за косы – иллюзия предполёта…
Смотришь вокруг: вдруг кто-то увидит.
Чувствуешь взгляд, но это смотрят мимо.
Пустые глаза привычны к оставленным дырам.
Движения буквой "Г" в четыре галопа -
вернёшься туда же, но взмыленный и безбожный.
Подумаешь: а стоило ли покидать болото?
В нем ведь тоже жить можно.
РЕФЛЕКСЫ
Этот ротный рефлекс – вера в правду ревущей толпы.
Накладными глазами ощупывать воздух – вполне.
Чтобы выплыть и выжить, старайся не жить и не плыть –
даже если сидишь на весле.
Каждой спичке родной коробок – королевский дворец.
Это нужно кому-то – сжигать тех, кто любит тебя.
Что за странная блажь – растаскать на поленницы лес,
чтоб назавтра о нем горевать.
И в руках не синица – прозрачная тень журавля.
И ты видишь того, кто мечтает украсть эту тень.
Эта высшая радость – уметь убивать и прощать
за убийство себя и в себе.
МАЛЕНЬКИЙ МУК
Объясняешь себя, словно ты – идиома какая-то.
Сколько доводов, мама родная, сколько причин!
И спасали тебя, как спасали рядового Райана,
и убивали – то исподтишка, то один на один.
То ты жуткий, как антропогенная рептилия,
то няшный, как человек-паук.
Но это внутри. Снаружи ты офисное бессилие.
Поразительно маленький Мук.
С КОРАБЛЯ
Что легче воздуха – внутри.
Так – свысока на птиц.
Пружиной что ли распрямиться.
В огне углем сплясать.
Мне небо – мать
и мачеха – земля.
Я – капитан. Последним с корабля.
В капкане дня я не состарюсь ни на день.
И тени прошлого останутся в тени.
Я заглотил наживку, Бог. Тяни!
ЖИВЕЕ ЖИВЫХ
Я иду по проводу, зеленому, как изумрудный город.
Я ношу очки с усатыми улыбками.
В глаза смеются светофоры, старики-поребрики
подмигивают хитро из-под ног,
живее все живых.
Я вишу на проводе, зеленом, словно изумрудный город,
я ношу ботинки на одну и ту же ногу.
На моих носках наскальные рисунки, оттиски
проспавших воскресение богов –
живее всех живых.
Я грызу зеленый провод изумрудными зубами,