Малышка для зверя
Шрифт:
Ребёнка отнёс на кухню. Усадил за стол, а телефон рядом оставил.
Пусть поиграется. Теперь очередь Настю успокаивать.
– Прости парень, жаль угостить нечем. Есть только жвачка.
– Потрепал мальца по светло-волосок головке, выдавив нечто, похожее на улыбку, хотя на самом-то деле не до улыбок было.
Настя рядом стояла. Тяжело и хрипло дышала, облокотившись о подранную стену, на которой куска обоев не хватало.
А затем, с грустью в потухших глазах, тихонько прошептала:
– Спасибо. Даже и не знаю, как
Шептала невпопад, подобно пьяному маятнику, из стороны в сторону раскачиваясь. Её поведение мне жутко не понравилось, как и внешний вид, собственно. Не знаю, то ли от нервов, то ли от… Чёрт!!!!
Не успел было подумать об этом гребанном инсулине, как её глаза в миг закатились, а сама она лицом в стену впечаталась. Сползла. Замычала. И на пол бы грохнулась, не подхвати бы я её вовремя.
– Эй! Анастасия!
– потрепал за холодные щёки, - Настя, чёрт!!!! Очнись!!! Где у вас тут аптечка, блин???? И как укол инсулина правильно делать? Бл*ть!!!!
Поднял на руки и в гостиную отнёс. Уложил на диван, пледом укрыл. Быстро Викторовича набрал, врача нашего семейного, да помощи попросил. Сказал, что скоро будет, а пока нужно нашатыря дать и инъекцию сделать. Рассказал как.
Бляха!
Ну и денёк!!!
Впервые со мной нечто подобное твориться!!!!
Никогда уколов не делал.
Достал шприц, вставил в ампулу, набрал.
Пока набирал, на девушку постоянно поглядывал. Спит. Но дышит. Пульс есть, слабый. А тело, на ощупь, как лёд.
Теперь самое сложное...
Приподнял блузку. Взглотнул, когда красивый животик увидел.
Кожа гладкая, нежная, как у младенца. Целовать хочется… Каждый сантиметрик её ароматно пахнущего тела. А ещё хочется клубнику в аккуратненький пупок положить и прямо оттуда съесть. Главное не увлекаться! Не то так и откусить кое-что лишнее можно.
Я бы откусил. Слопал. Сожрал бы её всю! Как зверь дикий! Как волк бешеный! Сожрал и облизал, но перед этим взял бы! Так нежно... как никто и никогда в её жалкой жизни не брал. Так, как ей даже и не снилось!
Еле-еле тот клятый жир нащупал. Сплошная кожа с костями! Сосчитал до трёх, вколол.
Получилось. Правда руки тряслись как у нарика заядлого.
После укола всё ещё несколько секунд смотрел на впалый животик, торчащие рёбра и бледно-зелёную кожу, которая, несмотря на болезненный цвет, на ощупь казалась чистым шёлком.
Порылся по шкафчикам в гостиной, аптечку нашёл, а там и бутылёк с аммиаком. Приобнял, чуть голову приподнял, понюхать заставил. Дёрнулась. Замычала. Отстраниться попыталась.
Очнулась, всё-таки!
Чёрт, Настя!
Как же ты меня напугала...
***
Через десять минут врач приехал. Осмотрел, послушал. Сказал, что всё вроде бы в норме. Пока он с Настей общался, я даже успел в магазин сбегать. Купил кое-что из продуктов (молоко, овсянку, хлеб, шоколад, и т.д.) и к ней снова помчался.
Викторович, побеседовав, уехал, выписав новые лекарства. Девчонка снова задремала. Я же, пока хозяйка квартиры дремала, кашу пацану по-быренькому сварганил.
Дааа! Жесть конечно! Но я блин реально кашу сварил! Сам. “Гугл” в помощь, конечно, но впервые в жизни я сумел ужин ребёнку приготовить. Я!!! И мне это блин чертовски понравилось! Затем ещё и самолично покормил. Как и думал, малой чуть было тарелку от голода залпом не слопал.
Трындец просто… А батя интересно его где прохлаждается?
Или, быть может, Анастасия одиночка?
При этой мысли ещё больнее стало. За неё и за себя, урода, когда обидеть посмел.
Затем и Настю накормил. Сначала отказывалась, но я в шутку пригрозил, что насильно заталкивать буду. Тогда дамочка согласилась.
Далее, Димона спать уложили. Но до этого, пока Настя в себя приходила, мы с её парнем мультики зыркали, ели шоколад и все это дело соком запивали. Правда потом Настя пришла, сказала, что малому уже спать давно пора. Улыбнулась.
Чёрт подерииии! И снова у меня сердце в глотку выстрелило! Насколько же божественной её улыбка была.
Когда Димыч уснул, уже было уходить собрался.
Но она вдруг остановила. У самой двери окликнула. За локоть схватила, обеспокоенно на мои руки посмотрела.
– Подождите, Алексей. Вы ведь ранены.
– Бережно коснулась содранных до самого мяса костяшек.
– Да фигня.
– Смущённо почесал затылок.
Главное, что тебе лучше стало. А я как-нить переживу. Заслужил. Заслужил, дебил, за то, что такую красивую девушку оскорбить посмел.
– Не уходите, я обработаю.
– Не надо.
Но она проигнорила. За аптечкой убежала.
***
Мать честная… Долбанный шизик, млять!
Думал обкончаюсь, сознание потеряю, в окно от бьющих через край эмоций сигану, когда она своими маленькими ручками ваткой по моим разодранным костяшкам юлозила. При этом очень близко к руке склонилась… Внимательно всё делала, осторожно. Я даже ни грамма боли не почувствовал, когда перекисью на свежее мясо ливанула, всё на эти бездонные глаза пялился. То на глаза, то на сладкие, бледно-розовые губы. В мыслях настоящий пожар орудовал, выжигая долбанный мозг дотла. Потому что хотелось всё к хренам послать, схватить Малышку за талию, к себе на колени посадить, к груди прижать и губы её ласкать, ласкать, ласкать, до самого утра. Нет! До ночи, следующей! Дабы насытиться дополна. Как маньяк одержимый. Как зверь дикий! Моя… Хотелось своей её сделать. Навсегда. До последнего вздоха, чтобы мне принадлежала.
Я только сейчас это понял. Как будто что-то по башке больно стукнуло. Как манна небесная. Как кусок льда в тропиках, который на бошку из ниоткуда свалился!
Спятил я. Точно спятил! Заболел. Этой длинноволосой, голубоглазой малышкой. Так неизлечимо, что вряд ли оправлюсь когда-либо.
Вздрогнул. Её шелковистая прядка на мою руку упала, а полная грудь, слегка взмокшая от пота и дождевой воды, перед глазами плавно качнулась, отчего собственные трусы, по вине дикого напряжения, словно на пару размеров уменьшились.