Малышка Джинн
Шрифт:
Тогда он жил далеко от этих мест — в Сент-Поле, что на Миссисипи. На противоположном берегу — Миннеаполис. Эти города называют близнецами, что верно лишь отчасти. Сент-Пол более тихий, низкорослый, в то время как Миннеаполис настоящий современный центр, весь в блеске реклам и огнях небоскребов. Майкл изучал историю в университете Миннеаполиса, а рисовал просто для себя. Это было его увлечение.
Фадден оторвал взгляд от пола и посмотрел в окно. По небу плыли темные облака, угрожающие дождем, и душу его, казалось, тоже заволокли
А потом он поехал на север Калифорнии, собирать материал для преддипломной работы. Он выбрал, казалось бы, неожиданную для себя тему — история индейского поселения в Скотт-Вэлли.
Странная вещь — подсознание, подумал Майкл. Именно оно, а не что-то иное, заставило его сделать подобный выбор.
По глазам ударил яркий свет — молния блеснула совсем близко, и следом, почти без перерыва, раздался мощный удар грома. Казалось, крыша не выдержит и расколется надвое, а потом и сам дом. И покатятся, словно срубленные мечом, островерхие башенки, и никогда уже не будет старинного дома, выстроенного в викторианском стиле и купленного влюбившимся в него Майклом Фадденом.
Майкл повел плечами и прошелся рукой по волосам. Ему ли бояться раскатов грома? Ему ли, слышавшему грохот орудий и треск автоматных очередей? Ему ли?.. А имена боевых друзей навечно занесены в книгу памяти, что хранится на Арлингтонском кладбище в Вашингтоне.
— Все горькое, что произошло в твоей жизни, Майкл, никуда не денется, твоя задача — переплавить, перемешать это с другими событиями твоей жизни, и тогда ты будешь спокойнее, чем сейчас, — говорил ему сухопарый доктор, поблескивая очками.
После контузии Майкла Фаддена отправляли домой. Каким молодым был он тогда, в 1974 году.
— И еще один совет, Майкл, постарайся не заталкивать слишком глубоко свою боль, от нее будет легче избавиться, если она окажется близко к поверхности. Ты сольешь ее в подходящий момент — вот и все. Ты меня понял, мальчик? — с грустной улыбкой напутствовал доктор.
Тогда Майклу Фаддену показалось, что он все понял. Он был, как в тумане, как во сне, как под гипнозом. Все случилось так стремительно: еще вчера он был добровольцем, здоровым и сильным, а сегодня он — контуженый...
— А еще, мой друг, постарайся рационально распорядиться тем, что дает тебе статус ветерана... Хоть что-то полезное ты должен из всего этого извлечь.
И Майкл Фадден пошел учиться в университет.
За окном снова громыхнуло, но сердце отпустило, как было всегда, стоило Майклу Фаддену вспомнить доктора Маковски. Да, он был прекрасным психиатром, многие парни, побывавшие в пекле войны, обязаны ему тем, что сумели найти свое место в жизни.
Майкл оглядел комнату и наткнулся взглядом на холст. Ну конечно, догадка обожгла сердце, он снова пишет ее.
Они познакомились, когда Майкл Фадден приехал в Скотт-Вэлли собирать материал об индейцах. Тогда тоже была гроза...
Бетти Холл, осанистая немолодая женщина, представившаяся как историк
— Элен, прошу тебя помочь молодому историку. Его зовут...
— Майкл Фадден, — заторопился он, чувствуя, как сердце полетело куда-то вниз...
Элен Диксон была тоненькая, миниатюрная, с иссиня-черными волосами, со слегка смугловатой, или, точнее, желтоватой кожей... Сердце Майкла вернулось на место, а мозг заработал. Как она похожа на вьетнамских девушек. Нет, конечно, нет, это не так, она ведь индианка...
Внутри что-то повернулось, почти хрустнуло, и он увидел себя на кровати рядом с «жрицей любви». В блаженном расслабленном состоянии... У нее были глаза Элен. Майкл покрутил головой, отгоняя видение.
— Да, на улице дождь, — по-своему истолковала это движение Бетти Холл. — Но ничего, он скоро закончится. Дикий Ветер обещал сегодня не сильный ливень.
— Бетти считает, что наш домашний барометр всегда говорит правду и никогда не ошибается, — засмеялась Элен. — Дикий Ветер — это мой старенький дядя, — добавила она, заметив недоумение в глазах Майкла.
— Он действительно никогда не ошибается, Элен. Что ж, я вас покидаю, молодые люди, у меня дела.
В комнате, уставленной книгами, папками с бумагами, повисла тишина. Майкл не отрываясь смотрел на Элен Диксон, а она, не в силах прочесть по его лицу, что происходит в его душе, сочла за благо вынуть несколько папок из шкафа.
Гибкая, изящная, в туго сидящих джинсах и вязаном свитере, украшенном индейским орнаментом и кожаной бахромой, она была прелестна. Майкл не мог отвести от нее глаз.
— С чего начнем? — спросила Элен, и ее голос показался ему звоном колокольчика. — С кофе или с бумаг? — Она улыбнулась дружески и искренне. Ее раскосые глаза источали доброту.
— С кофе, — нахально выбрал Майкл, желая продлить удовольствие смотреть на нее. — Если с бумаг, то я не увижу перед собой вашего лица, Элен.
Она засмеялась. У нее были мелкие ровные зубы, такие белые, что хотелось закрыть глаза, потом открыть и убедиться: нет, ему это не померещилось.
— А вы отчаянный, Майкл. Смотрите, вы играете с огнем. Я индианка, настоящая, и все вокруг индейцы. Вы здесь один белый...
Он улыбнулся.
— Но я ничего плохого не собираюсь делать...
— А если бы собрались... — Она засмеялась, резко повернулась, и он оказался пойманным за шею мягким кожаным ремешком.
От неожиданности и стремительности ее поступка Майкл не сразу сообразил, что с ним случилось. Тем временем Элен, осторожно натягивая ремешок, подтащила его к столу.
— Садитесь, Майкл, я налью вам кофе...
Как давно это было!.. Он потер виски подушечками пальцев. Небо за окном просветлело, вот-вот снова выглянет солнце. Тогда тоже оно выглянуло и светило долго-долго, пока не погасло его солнце навсегда...