Малышка со шрамами
Шрифт:
Изменился. Кажется, стал еще выше, крепче, но жилистей. Прямая, как и всегда спина и уверенный разворот плеч, словно не в седле, а на троне. Выгоревшие за лето волосы чуть выше плеч не собраны, и от встречного ветра скрутились в отдельные прядки. Их все же тронула седина. Слегка, едва заметно, но мазнула своими серебристыми лапами. Лицо хмурое. Его брови жестко смотрят вниз, словно стрелы которые вот-вот сорвутся с тетивы от напряжения. Он обвел взглядом двор, убеждаясь, что все целы и здоровы и никто не бежит ему навстречу с криком о помощи и кивнул сам себе. Широкая челюсть с грубой густой щетиной, отросшей за несколько дней охоты, тоже была с серебристыми волосинками, которые
Но мне нужны были глаза.
Я хотела их видеть, хотела вновь почувствовать на себе всю тяжесть его взгляда, чтобы стать той маленькой девочкой, которая едва ли не заикалась, пропадая в переливах малахита с ореховыми прожилками. Я хотела.
Он спешился и отдёрнул в сторону плащ, отбрасывая его за спину, демонстрируя простой, но удобный наряд для охоты. Нет, не наряд. Просто одежду, костюм. Ничего не изменилось. Он все так же предпочитал удобство и комфорт показушности и самолюбованию.
Все такой же. Все такой же.
Я стояла на месте, словно меня намертво прибили к деревянному полу и, не моргая ловила каждое его движение. Как он сильными пальцами растягивает ремни седла, что бы снять с коня ношу, как аккуратно ставит упряжь в кучу соломы, и, хлопнув лошадку по спине, загоняет в конюшню.
Вот сейчас. Сейчас.
В воздухе пахло напряжением. Люди, которых было немного, с замиранием следили за этой сценой, в которой мы были главными актерами, и которую он еще не понял. Мне было все равно. Я просто хотела сделать шаг, но мое непослушное тело, вновь, как и много лет назад, трусило не в состоянии сдвинуться с места.
«Обернись!» мысленно кричала я. «Обернись!»
Словно услышав мой крик, он резко распрямился и повернулся, рассекая меня на части одним лишь взглядом. Как и тогда…. И вот, меня снова нет, я снова потеряна и рассыпаюсь к его ногам стеклянной крошкой, которую он начал бы собирать голыми руками, не боясь порезать грубые пальцы.
Шаг. Еще шаг.
Каждый под его контролем, каждый одобрен и измерен. Я медленно спускаюсь по лестнице, под замершие взгляды людей, но для меня их здесь нет. Нет никого, только я, моя тоска и его глаза, жгучие и такие пугающие. Вот уже и земля. Нужно бы смотреть под ноги, но я не могу. Если я сейчас опушу глаза, я сломаюсь, разрыдаюсь и, свернувшись комочком, упаду прямо в грязь. Нет, я должна дойти. Нет! Добежать!
Я срываюсь с места, подхватывая ткань юбки и уже на расстоянии нескольких шагов, понимаю, что слезы застилают глаза, а руки мужчины напрягаются, едва сдерживая удушающие желание броситься навстречу.
Все!
Я врезаюсь в него и сразу же попадаю в самый опасный капкан его рук, смявших меня и так ловко нырнувших под плащ, скрывая от лишних взглядов, как сжались его пальцы на моей спине, оставляя горящие отпечатки даже сквозь платье, на месте сразу же занывших шрамов. От него пахнет морозом и лесом, свежестью, в которой хочется закончить свои дни, и я веду носом, шумно вдыхая аромат его кожи, прижимаясь лицом к плечу и груди. Хрипы подступают к горлу, и я закрываю глаза, пытаясь прогнать непрошеные слезы, но вместо этого еще сильнее трусь об него, не в силах подавить это дикое желание чувствовать его, касаться смертельно больно. Его грудь поднимается ровно, но я слышу, как неспокойно в груди бьется сердце, и пальцы с каждым ударом все сильнее вдавливают мое хрупкое, в сравнении с ним, тело.
Мне бы протянуть руки, взять его лицо в ладони и прижаться лбом, но я не могу. Я запустила пальцы за его спину и не в силах сдержать дрожь, которая перебирается на плечи, выдавая мое потрясение. Мне нужно! Мне жизненно необходимо чувствовать его рядом! Я живая! О, боги! Я живая!
Его дыхание опаляет мой лоб и тихий шепот, полный боли и скрытой злости, щекочет кожу:
– Анна…
Я должна прекратить, но я не могу, лишь сильнее вжимая себя в его крепкую грудь. По щеке скользит вырвавшаяся на свободу слеза и, сверкнув в тусклом свете на матовой коже, привлекает его внимание. Рывок и горячая рука одним мазком стирает ее, оставляя после себя след, который уже безостановочно прокручивается в моей голове. Одно быстрое движение грубоватыми пальцами, расплавляет меня прямо в его руках. Ладонь подхватывает мое лицо, аккуратно приподнимая его, заставляя открыть глаза и наконец, сделать то, что должна. То, что просило сердце.
– Мой лорд. – Выдыхаю я, замирая в предвкушении.
– Анна. – Эти желанные губы касаются лба, запечатывая на коже свое клеймо, впуская меня, приветствуя дома.
Больше ничего не сказал, только на одну, лишь на одну жалкую секунду прижал к себе сильнее и отпустил, вынуждая меня сделать шаг назад и поклонится. Все произошло так быстро, что я не успела вобрать, насытиться нашей близостью и сейчас ждала разрешения поднять голову, не в силах поверить, что все произошло так быстро. Казалось, никто и не заметил нашего диалога душ, в котором мы прокричали друг другу о своей тоске. Услышал ли он? Понял ли?
– Я рад видеть тебя дома, Анна.
– Да, мой лорд. Я тоже рада вернуться.
«К тебе!» - кричало сознание, но губы молчали, пересохнув от несбыточного желания поцеловать его. Нет, не так. Впиться в губы, сминая их, искусать, чтобы он понял как это больно, понял, как я скучала, и как сейчас дрожат руки, выдавая мое разочарование.
– Пойдем в дом. Нечего развлекать толпу. – Гордый шаг, и протянутая рука, как разрешение к нему прикоснутся.
Я, так же как и много лет назад чувствовала себя маленькой рядом с ним, хрупкой и такой беспомощной, и только его сильные, страстные пальцы, пробравшиеся под край накидки, сжали мою ладонь, по секрету рассказывая, что для него эта встреча так же желанна.
Глава 7
Лорд
Каждый день думал. Мысли о ней появлялись в голове как само собой разумеющееся. Им было плевать, пил ли я крепленое вино накануне, или свалился после бессонных ночей за несколько суток. Просыпался и засыпал с одной и той же мыслью, образом. Какой она стала? Выросла ли? Ушла ли подростковая сутулость и угловатость? В одном я был уверен точно – она осталась красивой, со своими темными глазами, с пронизывающей в них темнотой, с локонами, что волнами рассыпались по плечам и личиком сердечком, которое хотелось вобрать в ладони. И тогда и сейчас.
В голове все так же свежи воспоминания ее улыбок, робких взглядов из-под темных изогнутых ресниц, и, не смотря на юность, слишком взрослой хмурости, что так редко посещала чистое лицо моей девочки.
Моей.
Я болен ей, пропитан. Она мое личное наваждение, безумие. Она сковала мое сердце, еще впервые заглянув в душу и признавшись. Нет! Сейчас нельзя об этом думать! Но как не думать о том, чье тело изуродовал?
Выдох. Тише, друг, мы еще успеем проклясть себя, как и на протяжении всех этих лет вдали от нее. Если можно было бы сложить в кучу все проклятия, которыми я награждал себя изо дня в день, я бы точно достал до небес. Каждый день начинался с мысли о том, как я поступил, оставив глубокие шрамы на ее теле. Я хотел бы! Хотел исчезнуть из ее мыслей, памяти, прогнать себя из кошмаров, в которых я не сомневался, но как? Когда каждый раз, например, надевая платье, она чувствует спиной каждую полоску. Я остался в этих шрамах… Чудовище.