Малышкина и Карлос. Магические врата

Старкова Елена

– И как это профессор умудряется определять возраст кладки? На мой взгляд, стены здесь везде совершенно одинаковые, – сказала Юля.

– Специалист! – уважительно заметил Швыров.

– А ты умеешь пользоваться магией? – не унималась Юля. – Ну хоть самое простенькое? А, Миха?

– Не очень, – коротко ответил тот, – давайте сосредоточимся на дороге…

Некоторое время все шли молча, стараясь не споткнуться.

– Как мы найдем Грызлова? – спросила Алиса.

– Я думаю, он не успел далеко убежать от тайного кабинета, – сказал Швыров, –

будем прочесывать ходы.

– Ужас! – схватилась за голову Юля. – Я надеюсь, ты не скажешь потом что-нибудь типа «нам надо разделиться»? Предупреждаю, я ни на минуту не останусь одна в этих коридорах!

– Мы почти на месте, – сказал Швыров.

Коридор резко вильнул вправо, и вдруг навстречу им метнулось что-то большое и черное. Юля завизжала, Алиса крепко схватила ее за руку. Перед ними стояла странная фигура, высокая, похожая на повешенный на плечики длинный-предлинный плащ. Существо резко переместилось вперед и застыло в каких-нибудь пяти шагах от них. Послышался шепот. Тихий, едва слышный, успокаивающий, не страшный:

– Очерчу я круг, позову тебя, ты, враг мой, встань в круг со мной. Живому одинокому свадьба, а одинокому мертвому поминки. Войдите в круг, поминки справить. Был враг, а теперь друг, будьте не в гостях, а дома…

Существо развело в стороны длинные руки и загородило собой все пространство. Юля сделала шажок вперед.

– Не шевелитесь! – изо всех сил крикнул Швыр. – Только не шевелитесь! Стойте на месте! Глаза закройте, быстро, я сказал!

Девочки зажмурились и застыли на месте. По коже у них прошла волна холодного ветра, уши на несколько секунд заложило, и они оглохли, во рту пересохло, сердце колотилось, как после быстрого бега. Внезапно все прекратилось.

– Можно открыть глаза, – сказал Швыр.

У девочек зуб на зуб не попадал от пережитого ужаса. Юля совсем не могла говорить, а Алиса тихонько спросила:

– Что это такое было, Миха?

Швыров объяснил, что под землей бродят разные неупокоенные духи-мортпауперы, страшные существа, но это не привидения, не упыри, а души самоубийц, нераскаявшихся преступников, умерших от несчастного случая, тех, кто погиб от своей глупой самонадеянности – слишком далеко заплыл, рисуясь перед зрителями, сел пьяным за руль, переоценил свои возможности, да мало ли еще что.

Многие из таких погибших остались не похоронены, не отпеты, а некоторые и забыты своими родными и близкими. Вот и бродят они в темноте, надеясь встретить живых людей, заставить их последовать за собой, чтобы не было так одиноко и бесприютно скитаться в этих подземных переходах, где они тоже никому не нужны.

– Вы, главное, слушайтесь меня, очень прошу! – взволнованно сказал он. – На все вопросы буду отвечать потом. А теперь двигаем дальше.

Ноги у всех троих были ватными, и шли они теперь очень медленно, прислушиваясь к окружавшей их темноте. Но Алиса с удивлением отметила про себя, что относится к происходящему как к чему-то совершенно обыденному, а не из ряда вон выходящему…

Сидя в своей темнице, Грызлов время от времени принимался жалобно выть. Он понимал, что это и бесполезно, и не очень красиво, но ничего не мог с собой поделать. Лишившись Оссуария, который поддерживал его своей болтовней, домовой окончательно пал духом. Век домовых долог, и мог он просидеть в каменном мешке еще лет сто – сто двадцать, а это ему совершенно не улыбалось. Тем более что он любил свою работу и выполнял ее хорошо, и не его, Грызлова вина, что остался он без дома и без подопечных.

Он с тоской вспоминал румяные ватрушки, которые часто пекла хозяйка дома, уют и чистоту тщательно прибранных комнат. Даже мусорное ведро всегда было вымыто и застелено специальным пакетом. Лет сто назад никому бы и в голову не пришло не взять с собой своего домового на новое место жительства! Грызлов окончательно расстроился.

Домовой пробовал петь песни один, но без Оссуария получалось плохо, грустно и все на один мотив «Ты гори, гори, моя лучина». Не надеясь, что кто-нибудь услышит его, Грызлов вывел особо пронзительную руладу. И тут он услышал доносившиеся издали молодые голоса и шум приближающихся шагов. А вскоре и свет фонаря показался в конце темного коридора.

– Разлай Макдональдович, – кричала Алиса, – мы идем!

Вскоре спасатели остановились возле гигантской морды домового. Швыров направил на него луч фонаря и с трудом удержался от смеха. Собачка Баскервилей отдыхает.

Алиса и Юля были ошеломлены видом гигантских бровей и усов Грызлова. Они нависли над спасателями как лохматые ветви елей. Алиса положила руку на его мокрый и теплый нос, и Грызлов чихнул так, что всех троих буквально смело с ног.

– Снимите с меня эту проклятую штукенцию! – заголосил домовой, протягивая к ним распухшую лапу с перстнем.

Алиса встала, схватила Грызлова за баки, и нежно поцеловала в гигантскую лохматую морду.

– Сейчас, сейчас мы тебя вызволим, – заверила она его, – потерпи еще немножко.

Юля недолго думая схватила домового за лапу и стала стягивать с него перстень. Однако он как будто слился в единое целое с распухшим гигантским пальцем Грызлова и, несмотря на все старания девочки, не сдвинулся ни на миллиметр.

– Ой, мне больно! – завыл домовой. – Ты мне палец оторвешь!

Припомнив, как они с Алисой открывали магический занавес на Сухаревской площади, Юля отчаянно захотела взять перстень, и он послушно соскользнул с пальца Грызлова на ее ладонь.

– Ура! – завопил домовой.

Швыров направил на перстень луч фонаря. Все трое склонились над ним, забыв на минуту о Грызлове. Перстень как перстень, даже не очень красивый, с тусклым, грубо обработанным серым камнем, похожим на обычный гранит.

– Что будем с ним делать? – спросила Юля.

Алиса со Швыром переглянулись, и рэпер отрицательно покачал головой: нет, мол, я его не возьму. Алиса тоже не проявила желания иметь с ним дело.

– Ладно, пусть колечко пока побудет у меня, – решительно заявила Юля.