Малышок
Шрифт:
Нагнав его, Колька пошел рядом, то и дело оступаясь с узкой тропинки в сугробы.
– Ты пойми, ты как следует обдумай свое положение!
– заговорил он горячо.
– Какую пользу ты приносишь фронту? Таскаешь стружку на Гималаи. Ты чернорабочий, и только. Ну, поставят, предположим, тебя токарить. Когда ты еще настоящим токарем станешь! Через год или через два. А когда мы из тайги вернемся, о нас в газетах напишут, честное слово!
Сердце Кости сжалось. Как надоело ему таскать стружку на свалку, которую ребята прозвали Гималаями! Как
– Поведи нас за Ивдель, - продолжал убеждать его Колька.
– Покажи дорогу к золоту. Пойми, что мы сразу принесем такую пользу!… А стружку пусть другие таскают.
– По дороге нас поймают, - сказал Костя, чувствуя, что железный обруч все сильнее сжимает сердце.
– Наврал он!
– вмешался Сева.
– Выдумал про какую-то вогульскую тамгу, а теперь вертится.
– Нет, все это правда. Я тоже слышал, что вогулы знают хорошие золотые места… Но только нужно иметь друга-вогула… Так что же ты скажешь, Малышок?
– просительно продолжал Колька, заглядывая в лицо Косте.
– Соглашайся, деятель, ей-богу!
Послышался заводской гудок. Сначала он был далекий, хрипловатый, а потом окреп, нашел Костю, и сердце сразу очистилось от смуты. Нужно было спешить на работу, вот и всё.
– Да ну вас, чего привязались!
– сказал он и в тот же миг слетел с тропинки в глубокий сугроб.
– Шакал!
– яростно крикнул Сева.
– Фронту помочь не хочет! В другой раз я тебя еще не так!
В глазах у Кости потемнело. Он пытался выбраться на тропинку, но снег и сухая глина осыпались под дрожащими руками.
– Держись, парень!
– услышал он незнакомый голос, схватился за палку с толстым резиновым наконечником, протянутую ему сверху, выбрался на тропинку и очутился лицом к лицу с человеком в военной шинели и военной фуражке без звездочки.
Он был высокий, худощавый, и лицо у него было очень бледное, почти прозрачное, с небольшой золотистой бородкой; опершись левой рукой о палку, он с улыбкой смотрел на Костю, который, тяжело дыша, сбивал с одежды снег и глину.
– Что ж это вы в тылу не ладите?
– спросил он.
– Воевать нужно на фронте, а вы в тылу баталии устраиваете. За что они тебя?
– Я им тоже покажу!
– рванулся вслед за обидчиками Костя.
Но человек заступил ему дорогу.
– Постой, не спеши в драку, - сказал он спокойно.
– А где спасибо?
– Спасибо, дядя, - смутившись, поблагодарил Костя и неожиданно для себя спросил: - А вы, дядя, с фронта?
– Не сразу… В госпитале долго лежал. (И только тут Костя заметил, что человек держит правую руку подогнутой, будто деревянную.) А ты работаешь? На каком заводе?
– На номерном.
– Плохо дело, если у вас ребята не дружные, - укоризненно проговорил человек.
– Не много наработаете…
– Не, не все такие, -
– У нас ребята со зла не дерутся. Драться мастер не велит. А эти… Дураки они…
– Кажется, ты немного остыл, - сказал человек.
– Беги на завод, а не то опоздаешь.
Мячиком скатился Костя с холма. Человек в шинели проводил его улыбкой. Он, прихрамывая, шел в том же направлении и внимательно рассматривал завод, будто изучал его.
К проходной завода Костя поспел, когда затихал последний гудок.
– В другой раз под гудок не пропущу, засоня!
– пригрозил старенький вахтер, бросив взгляд на пропуск.
Проскользнув в цех, Костя сразу увидел Севу, который начинал неторопливый рейс с тележкой. Уже шумели станки, завивая первую стружку, вжикала шлифовалка, бросая снопы искр из-под корундового круга; по среднему проходу, позванивая, пробежал электрокар… Работа шла полным ходом, и никому не было дела до двух подсобных рабочих.
– Мастер приказал стружку от колец убирать. Берись за тележку, - сказал Сева как ни в чем не бывало и, заложив руки в карманы ватника, зашагал впереди, спокойный, с сосредоточенным взглядом, с крепко сжатыми губами, и Костя невольно подчинился ему.
Станки, резавшие кольца, находились в глубине цеха, возле боковых колонн.
На предпоследнем работала Катя, а на последнем - Леночка Туфик, эвакуированная с Украины. Она жила неподалеку от Галкиных со своей матерью-медработницей, а ее братья воевали на фронте.
На заводе Леночку звали Ойкой, потому что она всегда ойкала, будто пугалась.
– Ой, похоронная процессия тихим шагом в белых туфлях идет!
– ойкнула она, увидев Севу и Костю.
Костя поставил тележку возле кучи мелкой стружки и вынул из коробка железный совок.
– Наконец-то явился! Целый год ждать нужно!
– сказала Катя.
– Удивляюсь, - продолжала она, ловко зажимая заготовку-трубку в патроне станка, - почему ты работаешь за Булкина-Прогулкина?
– Они друзья!
– прыснула Леночка.
– Один друг на другом катается.
– Чего вяжетесь!
– не стерпел Костя.
– Совершенно правильно, нечего за него заступаться, если сам не понимает, что он раб-слуга Прогулкина, - сказала Катя.
– Можешь даже его белые туфли зубным порошком чистить…
– А зубы - гуталином, - прыснула Туфик.
Это было глупо, но Костя почувствовал себя уничтоженным. Однако пытка его только начиналась.
– Ужасный резец!
– небрежно заметила Катя.
– Опять села режущая кромка… Придется заправить.
Намерение Кати так поразило Леночку, что она сняла очки в широкой черной оправе и стала их протирать.
– Ой, ты же не умеешь заправлять резец! А если мастер увидит?
– Мастер на совещании у директора, - сказала Катя и направилась к крайней колонне, возле которой стоял наждак.