Мама для малышки, или Надежда в подарок

Фокс Нана

— Что здесь происходит? — Недоумевающий голос Игната — словно луч света в той тьме, что уже окутала меня. — Клим! — возмущается, освобождая меня из плена. — Ты совсем уже…

— Да ну?! — ядовито ухмыляется тот. — А ты в курсе, что твоя бывшая и ее бывший уже пять лет как живут за границей на те самые деньги, что ты ежемесячно перечисляешь? И то, что…

Боже, о чем он говорит?! Что все этот значит и какое ко мне имеет отношение?!

Мне дурно. Меня бросает то в жар, то в холод, а в голове оглушающий гул, и дыхание перехватывает. Я ничего не понимаю. Почти ничего

не вижу и лишь пытаюсь выдавить из себя хотя бы пару слов в своё оправдание.

— Я не понимаю, о чем он… — то ли произношу, то ли только думаю об этом, проваливаясь в вязкий туман отчаяния и всколыхнувшейся прошлой боли.

ГЛАВА 24

ИГНАТ

— За-мол-чи! — цежу сквозь сжатые зубы, вложив в одно слово весь свой гнев. — Лучше заткнись, пока не наговорил лишнего и мы еще друзья! — Выцарапываю Маришу из его рук и подхватываю ее обмякшее тело.

— Ты не понимаешь? — удивленно вопрошает Клим, делая попытку открыть мне глаза на мою Рыжулю.

— Я понимаю, я все прекрасно понимаю! — обрываю его, подхватывая Маришу на руки.

Она не в обмороке, но словно в каком-то трансе, пугающем меня бледностью милого лица и отрешенностью во взгляде, что обращен ко мне. Ее попытка что-то сказать безрезультатна, слышны лишь сдавленные хрипы, рвущие мне сердце.

— Игнат! — вновь привлекает мое внимание Клим.

— Нет, Клим, не сейчас, — отрицательно качаю головой, не желая больше слышать от него ни единого слова в адрес Мариши. — Все твои обвинения могли бы быть резонными, но не в этой ситуации. Ты не знаешь ее и зря обвиняешь в том, чего она, поверь мне, точно не делала.

— Ты рассудком тронулся? — сипит друг, смотря на меня, как на умалишенного. — Ты слышал, что я только что говорил. Она явно все подстроила…

— Я в своем уме, и я слышал каждое твое слово. Спасибо тебе за информацию, но истолкована она тобой неверно.

— Я не узнаю тебя, — продолжает он гнуть свою линию.

— А я — тебя. Но спишу все на стресс. Я знаю, что Мариша не виновата, и уверен в том, что она сама стала жертвой махинаций. Единственное, я не знал, чьих рук дело, а теперь мне все предельно ясно. И поверь мне, я так просто это не оставлю.

— Что ты намерен делать? — уточняет он со скепсисом в каждом произнесенном слове.

— Завтра. Я созвонюсь с тобой завтра, и мы обсудим.

— Но…

— Завтра, Клим, все завтра, — торможу его запальчивость, а затем спешу на выход: мы и без того уже собрали вокруг себя любопытных зевак.

— Черт, Игнат, не соверши очередной ошибки! — орет мне в спину Клим. Я в ответ лишь киваю в знак того, что принял к сведению его заботу.

Номер на последнем этаже заблаговременно мною забронирован, и ключ уже в моем кармане. Жаль только, что обстоятельства чуть изменились. Но может это к лучшему? Может, сейчас мне удастся узнать у Мариши ответы на мучащие меня вопросы? Может, сейчас она доверится и откроется?

Бережно несу свою невесомую ношу, не обращая внимания на заинтересованные взгляды сотрудников. Прячусь в лифте и считаю секунды, пока стеклянная кабина

медленно поднимается до нужного мне этажа. Проходящая мимо горничная помогает мне справиться с электронным замком, она же включает по моей просьбе лишь пару бра над кроватью. Благодарю ее, и девушка тихо уходит, захватив табличку «не беспокоить».

— Мариша, милая, ты как? — Опускаю ее безвольное тело на кровать и присаживаюсь рядом.

Бледность распространяется по ее бархатным щекам, и я с беспокойством прислушиваюсь к ее дыханию, прощупываю пульс и мысленно мечусь в накрывающей меня панике.

— Рыжуля, приди в себя. Я рядом, все хорошо. — Касаюсь ладонью ее лба, и с облегчением выдыхаю, наблюдая за тем, как она медленно открывает глаза. — Привет, — ласково улыбаюсь ей, внутренне ликуя.

— Привет… — Ответ звучит еле слышно и очень хрипло, а я даже боюсь отлучиться, чтобы принести ей бутылочку воды из мини-бара

— Ты как? — Все, что меня сейчас волнует, это ее самочувствие.

— Что случилось? Где я? — Мариша приподнимается на локтях и оглядывается по сторонам.

— Мы в номере, — отвечаю лишь на второй вопрос, сознательно упуская первый, не желая пока тревожить ее.

Перестав блуждать невидящим взглядом по комнате, Мариша поднимает на меня глаза, полные раскаяния и страха.

— Я… — всхлипывает, прикусывая вздрагивающую нижнюю губу, а в уголках ее зеленых глаз скапливаются слезы.

— Все хорошо, Мариш, — тянусь, чтобы обнять ее, желая забрать себе всю боль, что слышна в каждом ее вздохе. Боль, скальпелем приходящуюся по нервам, сжимающую сердце в грубые тиски беспомощности. — Не надо, не сейчас. Поговорим потом, — предлагаю ей, но она лишь качает головой.

Отодвигается от меня к изголовью кровати. Подтягивает ноги и, обхватив колени руками, утыкается в них лицом. Плачет. Плечи вздрагивают, разрывая мою душу в клочья.

— Я ничего не делала. Я не искала вас. Я даже не знала, что вы есть. — Захлебываясь, путаясь в словах, нечетко выражая свои мысли, Мариша делает попытку оправдаться. Вот только я не виню ее ни в чем.

— Мариш… — Я не могу смотреть на это и, преодолевая ее несмелое сопротивление, притягиваю к себе, заключаю в объятия и шепчу в макушку ласковые слова.

Минута, другая… Она немного успокаивается, а после все же изливает на меня всю тьму недавнего прошлого. Я все больше и больше хочу разделаться с ее бывшим, а заодно и своей бывшей «перекрыть» кислород.

Каждое сказанное Маришей слово лишь сильнее убеждает меня в правильности недавних предположений.

— Я очень сильно хотела малыша, — продолжает она свою исповедь, сжавшись в комочек и вцепившись пальчиками в рубашку на моей груди, словно ища в этом опору и защиту, — и каждый раз в ответ получала лишь скупые медицинские отговорки и предложения попробовать еще. «Вы молоды, и у вас все впереди», — говорили мне, но очередной тест на беременность, показывая две полоски, обманывал меня ложными надеждами: то плод не сформировался как положено, и из-за этого беременность не считают нужным сохранять, то яйцеклетка не туда прикрепилась, и опять — чистка и гормоны.