Мама, не плачь
Шрифт:
Я стояла, вытирая злые слезы, а они все катились по щекам. За что со мной так? Что я им сделала? Посмела не сдохнуть, когда нас напалмом в джунглях уничтожали? Или когда тыловые части с Варгавы помогали корпоратам вывозить награбленное, а остатки Сопротивления два транспорта взорвали на стартовых площадках? За то, что мои прапрадеды из Германских княжеств за лучшей жизнью подались, а местные пшеки их терпеть до сих пор не могут?
Не знаю. Но мне было дико обидно. И слезы все катились, никак не желая останавливаться. Да, я знаю, что я хочу. Да, если надо,
Проезжавший мимо робот-пылесос ткнулся в ногу, покрутился рядом и удрал в подсобку заряжаться. И ты, Брут. Предал…
Звонок комма приняла не глядя. Этот номер только у тех, кто имеет право дергать меня в любое время дня или ночи — кураторов. Ткнула пальцем в браслет, внутренняя мультимедийная система развернула справа голограмму.
— Блютих, как дела? Видела копию твоего отчета по практике, очень неплохо. Четыре отличных отметки, поощрения и шесть подтвержденных допусков на различные технические позиции.
Смахнув слезы, повернулась к экрану. Черт, сразу и не вспомню, как зовут эту женщину гренадерских кондиций. Эльза? Точно. Эльза Лаубе. Лейтенант отдела по связям с общественностью Гуманитарного Конвоя. Не ГС, а именно Конвоя. Это важная разница. Конвой отвечает за работу на местах, напрямую завязан на контрразведку и прочие теневые службы. Если и мотается по горячим точкам — то исключительно с целью инспекции и наказания попавшихся под горячую руку. И за неблагонадежными они присматривают. Вот госпожа Лаубе и получила меня в качестве обузы. Но — не забыла. Из дому звонит, судя по заднему фону и халату, богато украшенному вышивкой. Срисовала заплаканную рожицу и нахмурилась:
— Что стряслось?
— Чуть-чуть накопилось, фрау Лаубе. Все пройдет…
— А точнее? — ее можно понять. Вдруг у меня кукушку снесет, я возьму дрын и пойду черепа крошить. Ей по итогам — отдуваться.
— За практику мне влепили “удовлетворительно”. Потому что жопу старосте группы не вылизывала. А завтра поеду в город искать ателье. Может, приведут выданную форму в порядок.
— Покажи…
Потянула за рукав жакет — и рукав остался у меня, а остальная часть комком упала на кровать. Затем продемонстрировала рубашку, у которой воротник больше походил на изжеванную половую тряпку, чем деталь одежды. Ну и напоследок выставила палец из прорехи на чулках.
— Туфли придется менять, у них носки все в царапинах, не заполировать. Юбку постараюсь отгладить, хотя швы тоже ползут.
— Та-а-ак… Где ты сейчас?
— В общежитии Академии. Обустраиваюсь.
— Понятно… Парковку у стадиона знаешь? Западные ворота.
— Да. Рядом со мной.
— Мы на выпуск туда приезжали с подругой… Берешь все ЭТО, — выделила голосом Лаубе, — и ждешь меня там через сорок минут.
— У меня сейчас только комбез рабочий, сменки нет.
— Нормально, не на официальный прием поедем. Давай, я пойду мобиль вызову.
Что у куратора не отнять — она абсолютно пунктуальна. Как и обещала — через сорок минут на парковку стадиона зарулил пузатый черный мобиль с эмблемой ГК на борту — мордастое чудовище, распахнувшее крылья. Не знаю местную мифологию, что-то из упырей, которых колонисты активно уничтожали сразу по прилету. Теперь эти рожи с удовольствием используют разнокалиберные государственные службы вместо талисманов. К сожалению, даже в зоопарках образцов не осталось, я бы полюбовалась.
— Садись. Пакеты на заднее сиденье бросай.
Богато живут контролеры за вояками. Салон кожей отделан, никакой шум снаружи внутрь не попадает. И управление голосовое, не надо пальцами в навигатор тыкать.
О том, куда едем, спрашивать не стала. Захочет Лаубе — расскажет. Пока просто сижу, головой кручу. По Лире на монорельсе моталась, с автострад город выглядит совсем по другому. Солнце потихоньку заходит, небоскребы розовым раскрашивает. Листья на деревьях ветерок колышет. Идиллия. Надо будет глянуть — вроде рядом с кампусом парк большой. Буду туда по утрам на зарядку бегать. Не хочу с обалдуями на стадионе пересекаться. Обязательно какой-нибудь идиот прицепится.
Через полчаса зарулили в подземный гараж высотки без каких-либо обозначений на фасаде. Лаубе шла первой, изредка проводя браслетом над считывателями у бесконечных турникетов и дверей лифтов. Я топала позади, прижав к груди шуршащие пакеты с одеждой. На встречу только пару раз попались молодые парни в стандартных офисных костюмах. Козырнули и проскользнули мимо. Похоже, мы на территории ГК, раз моего куратора в лицо узнают.
Наконец, еще одна дверь и я стала осматривать большое помещение, где вдаль уходили стеллажи и лампы над головой тлели чуть-чуть. В самом деле — конец рабочего дня, чего зря энергию тратить.
— Ивона, принимай гостей! — крикнула в полумрак Лаубе, постучав ладонью по широкой пластиковой стойке.
— Пять минут! — хрипло прилетело в ответ.
Обернувшись ко мне, лейтенант объяснила:
— Вещевой склад. Свои автоматы по подгону формы, пошиву костюмов и все остальное, включая фурнитуру и бронежилеты.
— Богато живете, — позавидовала я, сгружая пакеты на свободное место.
— Раньше ходили по соседям. Надоело побираться, свой отдел пробили. Ивона здесь — царь и бог. На пенсию предлагали уйти, но на смену пока никого подобрать не может. Молодых кого сунешь — так всю работу про…
Дальше Лаубе уточнять не стала, как именно молодые недоумки угробят порученное дело.
Хозяйка безразмерного кабинета подошла через три минуты. Миловидная бабушка-одуванчик, по возрасту явно за шестьдесят. Шустрая, улыбчивая, с глазками-бусинками. Пока меня разглядывала, успела пять раз поздороваться с подругой, попенять мне за то, что плохо кушаю и классифицировала по ей одной понятному табелю о рангах. Кстати, взгляд у “одуванчика” выдает контору. Словно рентген и цифровой фотоаппарат в одном флаконе.