Мама
Шрифт:
— Такой разговор может не состояться.
— Не запугивайте меня, Грегори, — по-отечески мягко произнес хозяин. — В этой стране еще остался ядерный потенциал. И даже если ракеты, по-вашему мнению, прогнили к чертям собачьим, то из десятка гнилых найдется одна, которая долетит куда надо. И кому их запустить, я найду, уж поверьте.
Макбаррен медленно поднялся с кресла. Лицо его побагровело, жилы вздулись теперь не только на шее, но и на лбу.
— Не забывайтесь, — прорычал генерал, как старый охрипший цепной пес. — Или вы забыли, кто сделал вас? Или вы забыли, кто…
— Я все помню, —
Генерал резко развернулся и молча, не прощаясь, вышел. Как смеет этот старый картонный болван говорить с ним в таком тоне?! Ну ничего, только бы дождаться распоряжений от Белого дома.
Но Белый дом молчал, ограничившись коротким приказом заняться поимкой и уничтожением нападавших на блокпост и ждать дальнейших распоряжений.
26
Как только дверь за генералом закрылась, хозяин резко откинул плед и, поднявшись с кресла начал расхаживать по комнате.
— Мамед, ты думаешь, это тот, которого мы ведем от Нижнего Новгорода?
— Больше некому, хозяин, — отозвался араб. — Тем более что последний раз он светился на электростанции.
— Это где святоши?
— Да. Он там был не один. С ним мужчина и две женщины.
— Еще трое? — оживился хозяин. — Кто они?
— Сутенер, одна из дам проститутка, вторая из Белого города. Подробнее не выяснял, чтобы не привлекать внимания.
Хозяин остановился резко и снова плюхнулся в кресло. Это последний шанс что-то изменить. Последний. Этот парень, на которого обратили внимание в районе Нижнего Новгорода, мелькал то тут, то там, но всячески стремился добраться до него. Потому и примелькался. Вскоре его, насколько могли, взяли под контроль, стараясь направлять так, чтобы сумел добраться до бывшего президента. Иногда теряли, потом он снова возникал вдруг.
Он с таким упорством пер к цели, что цель сама стала косвенно подталкивать его к себе. Приближать всеми возможными способами. Правда, возможности были весьма ограничены, но…
— Хозяин, я горжусь вашей решительностью, — ворвался в мысли араб.
— Эта решимость от безысходности, — мрачно пробурчал хозяин. — Просто тот, кого мы ведем, достаточно решителен и не глуп, как мне кажется, чтобы вытащить этот бардак из болота, потому я вынужден что-то делать, чтобы дать ему такую возможность.
— Хорошего вы мнения о своей державе, — нахмурился араб.
— Что поделать, если эта держава на ногах не держится.
Не держится. Особенно если находятся такие верные ее сыны, как он, которые со всего маху дают родной отчизне под коленки здоровенной дубиной. А потом плачутся, мол, ноги державу не держат, подпорку надо искать. Хвала всем, кто там есть сверху, подпорку, кажется, он нашел. Костыль для родины, чтобы от его усердий не хромала. Главное ведь осознать и исправить. Он уже осознал, теперь только исправить надо. А спутников его придется в расход пустить. Если его он сможет выдернуть к себе, мол, сам допросит, лично, то четверых террористов спасти нереально. Тут уж америкосики на уши встанут и не только террористов, но и его расстреляют.
Интересно, а отчего раньше они этого не сделали? В смысле не расстреляли? Боятся? Правильно делают, Россию, как бы она ни болела, уважать надо. Сильного врага всегда надо уважать. А слабых врагов уничтожать. А если уничтожить не можешь, значит, сам слаб.
По счастью, американцы — тот враг, которого можно уважать. И он их уважает. Даже этого Макбаррена, который с перепугу за свою задницу готов был его порвать. Но троих придется принести в жертву, чтобы только один, который ему нужен, дошел до конца и пошел дальше.
А вдруг не пойдет, метнулось паническое, вдруг узнает всю эту страшную правду и не захочет идти дальше? Мысль была настолько катастрофичной, что он просто погнал ее прочь.
— Мамед, — позвал негромко.
— Да, хозяин.
— Мне нужна связь с Белым городом. Только так, чтобы ни один американец, ни одна живая душа не услышала этого разговора. Это возможно?
— Надолго заглушить прослушивание не получится, но минут за пять — семь я могу поручиться.
— Хорошо, — кивнул хозяин. — И приготовься к тому, что нам придется бороться за того, кого мы вели.
— А трое, которые с ним?
— Им придется умереть.
— Думаете, он простит их смерть?
— Ты бы простил?
— Я бы нет. Я бы убил тебя, хозяин.
Это прозвучало не просто спокойно и уверенно, а как-то даже буднично. Настолько повседневно, что хозяин понял: так бы оно и было на самом деле. И хотя у Мамеда уже нет повода, но оттого, что он мог в свое время этот повод дать, хозяину стало не по себе.
Он поежился и нервно хохотнул:
— И этого человека я держу ближе всех к себе. — Потом мрачно усмехнулся и добавил: — Идем. Мне нужна связь с Белым городом.
27
Пульт переливался лампочками, словно новогодняя елка. Мало того, что клавиши с подсветкой, так еще чертова туча датчиков, индикаторов, жидкокристаллических экранчиков. И огромный экран на полстены.
Хозяин дал сигнал на монитор, экран осветился серым цветом. По центру возникла надпись на английском:
No signal
Вот так оно и происходит, зло ухмыльнулся хозяин. Мало того, что сигнала нет, управляй страной сколько влезет, не докричишься. Нету сигнала от страны, молчит она. Так еще оповещение об этом идет на языке идеологического противника.
Беззвучно распахнулась входная дверь, пропуская Мамеда. Араб был уморительно серьезен и сосредоточен.
— Все готово, хозяин. Можно запускать. Но помните, у вас пять минут.
— Сюда никто не войдет?
— Никто.
— Хорошо.
Пальцы простучали по клавишам, набирая код бывшей столицы. Огромного Белого города, который раньше называли Москвой. Город, который по сути своей напоминал Рим — государство в государстве. Москва всегда жила отдельно от всей страны. Жила по своим законам, по своим ценам, по своим правилам. Теперь, когда стала Белым городом — оплотом конституционной власти, единственным городом, в котором после провозглашения анархии сохранилась и даже упрочилась власть президента, как гаранта конституции, — теперь ситуация нисколько не изменилась. Страна живет по законам джунглей, кому как в голову взбредет, а Белый город живет сам по себе, на всю страну положив с прибором.