Маморитаи
Шрифт:
Райкаге Эй не выдержал изнурительной нагрузки и дал слабину, подставившись под гунбай, он пал в гору пожираемых личинками мертвецов.
Цучикаге разбился о стену дотона, возведенную воинами несколько дней назад в попытках защититься от Аматэрасу. Он какое-то время оставался жив, терпя внутреннее кровотечение, без способности подняться.
Казекаге пробили защиту клоны Сусаноо, разрезая его напополам. Остатки Гаары потонули в собственном песке, отсыревшим под напором дождя.
Цунаде оставили умирать без рук и ног в отдалении, заставляя наблюдать за битвой оставшейся Мизукаге, которая упрямо выливала на, казалось, непобедимого Мадару
— Изуна…
Цунаде покосилась в сторону, где будто на горизонте видится обволоконый тьмой Сусаноо, взмахи клинка которого вызывают уже не крики — скулёж умирающих шиноби, чьи предсмертные голоса не прекращают свою ужасающую песнь даже после ухода за грань. Смежив веки сложно выкинуть из головы мольбы убитых, казалось, усиленные пробирающими до костей болезненным рёвом, густым мрачным туманом гулявшим над полем брани.
Цунаде распахнула налитые кровью глаза, испепеляя клон причины творящейся катастрофы.
Изуна нависала над ней, смотря с пугающим безразличием, этим бездушным, нечитаемым взглядом активированного шарингана, игнорируя липнувшие из-за дождя к лицу белые, потухшие волосы, не дрогнув от громыхающей ветвистой молнии, отбросившим в её спину слепящую вспышку. Она была подобно лишённой эмоций кукле, замершей без движения или даже дыхания.
Вдруг Изуна оглянулась на занятого вдали битвой Мадару, достала из подсумка на бедре длинный кусок чьей-то кожи размером со стандартный пергамент и кинула его перед истекающей кровью Цунаде.
— Что?
Изуна безмолвно поманила кому-то в небе. Секундой спустя на ее предплечье спикировал белый, ничуть не мокрый по какой-то причине, орёл.
— Одна попытка, — отстранённо сказала клон, отпустила птицу и испарилась с тихим хлопком.
Орел плавно сел возле куска кожи, рыхля острыми когтями багровую почву.
Цунаде не потребовалось много времени, чтобы понять. Драгоценные секунды, забирающие из неё жизнь, она потратила на написание короткого, неказистого письма. Пришлось окунать кончик языка в красную лужу чтобы через силу, терпя головокружение, тошноту и непрекращающуюся боль из ран закончить выводить кривые иероглифы. Кривые, но понятные.
— Отнеси…
Ослабевающий шёпот заглушил громыхающий над полем боя окрик Наруто:
— НЕТ! ТОЛЬКО НЕ ТУДА! САКУРА!
— Заткнись, Наруто-кун!
Сакура откинула с плеча руку парня и обратила горящий от ненависти взгляд на возвышающуюся над проредившейся армией Изуну. Харуна рывком набрала скорость, лавируя, перепрыгивая
Она чувствовала как чакра, поддаваясь волевому контролю хозяйки концентрируется в дрожащем от натуги кулаке.
В эту секунду каждая упавшая капля, словно разрезающая кожу своими прозрачными гранями, ощущалась особенно остро, заостряясь сумасшедшим ветром, кружащим вокруг подобно голодному коршуну, а запахи кислого металла, скрипящего на зубах пепла, сыплющегося после сгоревших за живо товарищей, гнилой смерти — беспощадно вгрызаются в само сердце, оставляют глубокие шрамы, обещавшие выжившим кошмары на весь остаток жалкой жизни.
Не успела Сакура ударить, как её рёбра сдавили длинные пальцы Сусаноо, пока безжизненные, алые, как лепестки мака в ночи, глаза смотрят на неё, вызывая у юной куноичи неожиданную жалость. Мимолётную, но именно она виновата в секундном промедлении, за которую хруст костей пронзил внутренности и боль оглушила летящую на землю, к уже оледеневшим телам, Сакуру. Она с задушенным вскриком приземлилась жестко, несмотря на десятки убитых трупов под собой.
— Сакура!
К Харуно подбегают сразу двое: Ино, принявшаяся за лечение пока остальные шиноби пустились в новый бой, отвлекая Изуну, и обеспокоенный Наруто.
— Я не могу, — пробормотала Яманака сквозь катящиеся по грязным щекам слёзы.
Её обрамляющие изумрудом ладони страшно дрожали, бессильно прижимаясь к рёбрам подруги, там, где постепенно кровь пропитывала пыльную тёмно-зеленую жилетку и хлюпала, если пальцы хоть немного стискивали ткань.
— Я…Я…
Наруто схватил свою девушку за предплечье, осоловелым взглядом наблюдая, как розовые короткие локоны пачкаются багровым то ли от своей на разбитом затылке крови, то ли из-за бездыханных, искалеченных тел, на которых они сидят.
Он поднял голову, чтобы сказать хоть что-то.
Щёку обжигает пролетевшая огненная, спрессованная фууоном пуля, оставившая короткую царапину с подкопченными краями. Позади слышится взрыв. Вонь от дыма царапает горло, разрывающие душу крики заживо сгорающих людей глушат, а качнувшаяся Ино с простреленным насквозь затылком валится вперёд, опадая кулем на подругу. Наруто сглатывает горький ком, подставляет трясущейся палец под нос Ино. Не дышит. Он прощупывает пульс у Сакуры и замирает, не замечая более ничего вокруг.
Узумаки пропускает момент, когда хаотичная толпа отчаянных шиноби сбивает его, мчится с полным ужаса лицами к без устали отбивающейся Изуне, по хрустящим трупам Харуно с Яманака, наступает на него, не отличая от мертвого.
Помятый Узумаки с кряхтением садится на колени, тянется к насквозь пропитанной красной жидкостью, отпечатками подошв, пылью, ладони Сакуры, сжимает её пальцы и вскидывает голову туда, где с потухшей надеждой сражаются воины Альянса, бросаясь в приступе самоубийства на безжалостную Изуну, как стая котят на матёрую пантеру, игнорируя глас разума, звучащий в их головах охрипшим голосом Шикаку — единственный, кто пытается выстроить хоть какую-то тактику против, казалось, непобедимых Учиха.