Маньчжурский кандидат

Кондон Ричард Томас

Аудитория взорвалась смехом. Гомель захлопал своими несуразными лапищами по бедрам. Стенографистка Березина никак не могла успокоиться. Ее визгливое, монотонное хихиканье звучало так комично, что вскоре все уже смеялись не только над рассказом Йен Ло, но и над этим хихиканьем. Кончилось тем, что Березин с силой вогнал штык в деревянную спинку стоящего перед ним стула. Все, кроме Гомеля, моментально оборвали смех, а Гомель все никак не мог остановиться, вытирая глаза, качая головой и думая о том, что можно сделать,

имея такую прекрасную, зрелую молодую женщину, если к тому же запрограммировать ее еще убивать.

— Мне показалось забавным, — продолжал Йен Ло, — осуществлять дистанционный контроль над Реймондом с помощью обычной колоды игральных карт. Они представляют собой четкие, ярко окрашенные символы, которые, говоря древним, монархическим языком, содержат в себе намек на высшую власть. Они будут доступны для Реймонда повсюду, и со временем он, скорее всего, станет всегда носить колоду карт с собой. Прекрасно. Теперь я продемонстрирую, как это действует. — Он посмотрел на сержанта. — Реймонд, не хочешь ли разложить пасьянс? — Реймонд выпрямился, настороженно глядя на Йен Ло. — Подтащи-ка сюда вон тот столик.

Реймонд прошел в правую часть помоста, принес оттуда маленький столик, на крышке которого лежала колода карт, и снова сел.

— Первыми ключевыми словами была фраза о том, не хочет ли он разложить пасьянс, произнесенная в точности так, как я это сделал; она открывает доступ к тому, что заложено в него с помощью программирования. Бубновая королева, во многих отношениях напоминающая Реймонду горячо любимую и одновременно ненавистную мать, является вторым ключом, подготавливающим встроенный в сознание механизм для получения задания.

Пока он говорил, Реймонд перетасовал колоду и выложил семь карт — пасьянс, который носит название «Клондайк».

— Он будет раскладывать карты до тех пор, пока не выпадет бубновая королева, что произойдет достаточно скоро, о чем мы позаботились, экономя ваше время. Ага, вот и она.

Реймонду выпала королева. Он аккуратно собрал все остальные карты, подровнял, положил на стол «рубашкой» вверх, накрыл колоду бубновой королевой, «рубашкой» вниз, и откинулся на стуле, с интересом глядя на карты. Держался он совершенно естественно.

— Могу я попросить у вас штык? — спросил Йен Ло генерала Березина.

— Не ножом, — буркнул Гомель. — Руками.

— Голыми руками? — тоном отвращения спросил Йен.

— Вот, — сказал Березин. — Пусть использует это.

Он отдал помощнику белый шелковый шарф, и тот отнес его Йен Ло. Продолжая разговаривать с Реймондом, Йен завязал на шарфе три крепких узла близко друг к другу.

— Реймонд, кого ты недолюбливаешь меньше прочих в своей группе, которая сидит здесь?

— Меньше всех?

— Да.

— Ну… Мне кажется, капитана Марко, сэр.

— Заметили, как он всегда тянется к начальству? — спросил Йен, обращаясь к аудитории,

и потом снова переключился на Реймонда. — Нет, это не годится. Капитан нам понадобится, чтобы ты получил медаль. А кого еще?

Он говорил по-английски, и переводчики Березина и Гомеля тут же забормотали перевод им в уши.

— Ну… — Это был трудный вопрос. Всех остальных Реймонд недолюбливал в одинаково бесстрастной, сухой манере. — Ну, пожалуй, Эда Мэвоула, сэр.

— Почему?

— Он такой забавный, сэр. В смысле, комик. И он никогда не жалуется. По крайней мере, я никогда не слышал.

— Очень хорошо, Реймонд. А теперь возьми вот этот шарф и задуши Эда Мэвоула.

— Да, сэр.

Реймонд встал из-за стола и взял у Йена шарф. Пошел налево, вдоль ряда сидящих на помосте и обошел их, оказавшись точно позади Мэвоула, пятого с края. Жуя жвачку, Мэвоул старался не упускать из виду ни Йена, ни Реймонда. Реймонд обхватил шарфом шею Мэвоула.

— Эй, сержант! Прекрати! Что ты затеял? — Мэвоул говорил раздраженно, но только потому, что это был Реймонд.

— Пожалуйста, потише, Эд, — ласково, но строго сказал Йен. — Сиди себе спокойно и не мешай.

— Да, сэр, — ответил Мэвоул.

Йен кивнул Реймонду. Тот потянул за концы белого шарфа со всей силой своих длинных рук и мощного туловища, и… Эд Мэвоул был задушен на двадцать первом году своей жизни, прямо посреди бела дня, на глазах своих друзей и врагов. Ужасное зрелище сопровождалось ужасными звуками. Березин что-то монотонно диктовал своей стенографистке, которая писала, одновременно поглядывая на Мэвоула, с внешне бесстрастным лицом, но выражением ужаса в глазах. Когда Березин закончил, она извинилась, отвернулась, и ее вырвало. Сложившись почти вдвое, девушка выбежала из комнаты, прижимая к лицу носовой платок и с трудом сдерживая новые позывы рвоты.

Гомель наблюдал за процессом удушения, кривя губы, но потом внезапно рыгнул.

— Прошу прощения, — сказал он в пространство.

Реймонд выпустил из рук тело, позволив ему упасть, прошел в конец ряда, обогнул его и вернулся на свое место. Послышались аплодисменты, впрочем, довольно жидкие. Йен Ло их проигнорировал, и они почти тут же стихли; так бывает, когда при исполнении симфонии оркестр делает паузу, а зал по оплошности взрывается аплодисментами.

— Очень хорошо, Реймонд, — сказал Йен.

— Да, сэр.

— Реймонд, кто вон тот щуплый юноша, сидящий рядом с капитаном?

Сержант повернулся вправо.

— Это Бобби Лембек, сэр. Наш, как бы это выразиться… талисман.

— Он выглядит слишком молодо для армии.

— Честно говоря, сэр, это так. Но тем не менее он здесь.

Йен выдвинул единственный ящик стоящего перед Реймондом стола и достал оттуда пистолет.

— Убей Бобби, Реймонд, — приказал он. — Выстрелом в лоб.