Мандарин на снегу
Шрифт:
Густая тишина сдавила уши, я набрала в грудь воздуха, намереваясь стоять столько, сколько нужно для переохлаждения. Жаль не посмотрела на часы. Сейчас, наверное, часа три ночи. На небе ярко светили звезды. В городе они так не светят. Стесняются, видимо, неоновых огней. Я запрокинула голову и улыбнулась, так мне вдруг стало хорошо и радостно от этой тишины, от того, что вижу это вечное звездное небо.
Ну и ладно, если Глеб никогда больше не посмотрит в мою сторону, главное, что я испытала, это великолепное чувство любви, пусть и так непродолжительно.
– Тебе
Я вздрогнула. На лавочке под навесом, кто – то сидел. Я робко пошла на голос. Это был Глеб.
– Иди ко мне. Ты, наверное, замерзла?
Но на меня накатила жаркая волна, даже ладони вспотели. Очень не хотелось прикасаться к Глебу своими мокрыми ладошками.
– Вы тоже гуляете? – Задала я самый глупый вопрос, который мог прийти в мою голову.
– Просто спать не могу.
– Глеб, я должна извиниться перед вами. Мы первый раз встретились… Я вела себя, как… Виктория говорит, что у меня не хватает ферментов и мне пить нельзя. – Забубнила я, чувствуя, что краснею до корней своих жидких волос.
– Глупости! Просто ты ничего не ела с утра. Дорога, жара эта апрельская, вот на тебя и подействовала наливка. Не бери в свою прекрасную голову эту чушь про ферменты, лучше пей качественный алкоголь. Шампанское, например или вино. Ну, иди ко мне, а то простудишься.
Его плед, наброшенный на плечи, распахнулся и я, не задумываясь, юркнула в это теплое убежище. Глеб тесно прижал меня к себе, обнял за плечи и стал тихо растирать мою замерзшую спину.
– Господи, какая ты холодная! Зачем вышла в одной рубашке? – Он немного отстранился и пристально посмотрел на меня.
Не говорить же ему, что я мечтала простудиться и умереть? Какая же я была глупая несколько минут назад. Он даже не обратил внимания на мой пьяный дебош.
А потом произошло чудо, Глеб слегка приподнял мой подбородок и нежно коснулся губами моих губ. Во мне все затрепетало, дыханье перехватило, и я закашлялась. Решительно мой организм не создан для любви. Но Глеба мой кашель, казалось, не смутил. Он только крепче сжал меня в своих объятиях и вновь прижался к моим губам. Я тоже со всей силы прижала к нему свои губы. То, что он стал делать дальше, мне не совсем понравилось. Его язык стал настойчиво разжимать мой рот, но я только крепче стискивала зубы.
– Ты чего? – наконец не выдержал Глеб.
– Что? – не поняла я.
– Тебе сколько лет?
– Почти двадцать три! – вздохнула я. «Может, он боится совратить малолетку? Надо его успокоить».
– И ты никогда не целовалась?
Я молчала. А что говорить? Что в последний раз я должна была целовать мальчика в детском саду? Тогда мы играли в свадьбу. И каждая пара жениха и невесты должна была скрепить узы брака поцелуем. Но мой жених целоваться отказался, и мы просто стояли и смотрели друг на друга и на тех, кто скреплял свою игрушечную семью поцелуями.
– Я думал, что в природе таких, как ты не осталось! – Глеб был по – настоящему удивлен. – Какая ты необыкновенная, – прошептал он и вновь стал целовать меня.
На этот раз он все делал медленно и нежно, у меня закружилась голова, я словно парила в воздухе. Одной рукой я обняла его за шею, другой стала тихо водить по его обнаженной груди. Он тихо охнул и тоже стал ласкать мою грудь.
– Ты дрожишь, Глеб! Я заморозила тебя!
– Я теряю от тебя голову, – прошептал он.
Вот эти слова, которые я так долго ждала и твердо знала, что обязательно услышу.
– Пойдем в мою комнату, – предложил Глеб.
И мне было все равно куда идти: в его комнату или на край света, только бы вместе. Мы тихо поднялись и вошли в дом…
* * *
Рано утром меня растолкала Виктория.
– Татьяна, собирайся, домой едем – там кошки одни голодные!
– А вы уже выспались? Еще так рано! Кажется, в доме все спят.
Тело мое приятно ныло, напоминая о прошедшей ночи, видеть перед собой Викторию не хотелось, передо мной еще возникал образ Глеба, его сумасшедшие глаза, темные волосы.
– А мы уйдем по – английски, никто не обидится, – отрезала моя подруга тоном не терпящим возражений.
Я не знала, как поступить. Мне безумно хотелось встретиться с Глебом. Посмотреть на него, после вчерашней ночи. Мы даже ни о чем не договорились, не поговорили толком. Я не знала где и когда мы с ним должны встретиться, он не спросил ничего обо мне.
«Господи! Ну что же мне делать? Рассказать все честно Виктории? Что я влюбилась по – настоящему! И меня полюбил самый лучший мужчина на земле! И у нас должна быть свадьба, и столько всего еще надо сделать, а она увозит меня к своим кошкам!»
– Наверное, надо поставить чайник? А то, как же мы в дальнюю дорогу и без чая пойдем? У вас еще давление повысится, – хваталась я за соломинку.
– У меня скорее повысится давление, если мы останемся здесь еще на пять минут. Одевайся, я готова!
«Ну, вот почему я такая? Почему никогда не могу сказать людям, что мне что – то не нравится или неудобно? И сама потом страдаю!»
С тяжелым сердцем я стала собираться, тянув минуты, и взывая к Глебу: «Миленький мой, ну, давай, просыпайся, выходи из своей комнаты, меня же сейчас увезут!» Ни шороха, ни вздоха, весь дом спит мертвым сном. А, может, он умер? Бывает же такое во сне? Мне надо подняться и посмотреть, как он там?
– Татьяна, прекрати копаться, идем! Поверь мне, девочка, сейчас для тебя будет лучше, если ты исчезнешь, не простившись! – тихим, усталым голосом проговорила Виктория, не глядя на меня.
Сердце мое ухнуло с полутораметровой высоты и застыло в районе левой пятки.
«Выходит, Виктория все про нас знает? Тогда тем более не надо ничего скрывать!»
– Я хочу с ним проститься и рассказать, как меня найти, – тоже, не глядя ей в глаза, прохрипела я.
– Танечка, послушай свою старую соседку. Ты стала мне очень дорога, и я желаю тебе самого большого счастья, которое ты только сможешь вынести, но будет лучше для всех, если мы уйдем сейчас.