Мандарин на снегу
Шрифт:
– Зачем это? – удивилась я.
– Хочу запомнить тебя. Когда тебя не будет рядом со мной, я буду смотреть это видео и вспоминать.
– Какой же ты необыкновенный! Какое счастье, что мы встретились!
Это было последнее, что я запомнила. Утром Глеб подвез меня на работу, попросил, чтобы я берегла себя и ни о чем не волновалась. Я попыталась прижаться к нему и поцеловать на прощанье, но он немного скованно пожал мои плечи, сухо чмокнул в лоб и пообещал приехать, как только сможет.
– Опять оставил вас одну? – ко мне неслышно подошел Андрей.
– У него такая работа, – вздохнула я. – Никогда не знает, когда сможет выбраться. А я всегда его жду, каждый день, каждую минуту.
– Повезло ему, – вздохнул Андрей.
– Мне повезло больше.
* * *
Вечером после работы я вошла в квартиру, собираясь все рассказать Виктории. Я даже тортик купила ее любимый, чтобы обстановка была торжественной. Виктория всегда говорила, что торжество обстановки создает именно торт. Она не признавала множество вафельных эрзацев. Торт должен быть бисквитным и обязательно с кремовыми розами. Именно такой я и держала в руках.
Под ноги шмыгнули коты, а из комнаты Виктории слышались громкие голоса.
«Неужели сегодня покер? Однако он затянулся. До позднего вечера девчонки обычно не засиживались».
Я медленно сняла плащ, жара сменилась более привычной питерской прохладой с моросящим внесезонным дождиком.
– Ты добилась своего, Лида! Только знай, калечить ей жизнь я не позволю.
– А то что? – узнала я голос своей потенциальной свекрови.
– Мы перестанем с тобой общаться! Ни я, ни Натка, ни…
– Ох, как же ты меня напугала! Да я, ради счастья своего мальчика сама готова стать изгоем, принять постриг, уйти в монастырь или в склеп. Я не знаю, что нужно сделать, чтобы ему было хорошо. Впрочем, тебе этого не понять, Вика.
– Лида, лучше уходи, пока мы не наговорили друг другу такого, что не сможем простить. Но я тебе обещаю, девочку в обиду не дам. Ничего у вас не получится!
«Интересно, о какой девочке речь, за кого собралась воевать моя Виктория?» – мне стало интересно.
Дверь комнаты распахнулась и на меня буквально налетела Лидия Николаевна.
– Здрасьте, давайте пить чай, у меня тортик для такого случая, – начала я, но Лидия, не дослушав меня, торопливо покинула наше жилище. – Что это с ней? – обратилась я к подруге.
– Лидия решила, что может владеть миром. – Дали мне довольно странное пояснение.
– А за какую девочку вы решили вступиться? – не унималась я.
– Ты давно тут стоишь? – вдруг забеспокоилась Виктория.
– Только пришла, даже подумала, что у вас сегодня покер, а меня забыли предупредить.
– Предупредишь тебя, как же! Пропадаешь неизвестно где… – забурчала моя соседка.
– Не сердитесь, у меня уважительная причина, сейчас я вам все расскажу, только поставлю чайник.
Мы долго с ней засиделись в тот вечер. Я рассказала ей все, но радостного отклика тоже не встретила. Виктория только грустно смотрела на меня, подперев ладонью морщинистую щеку.
– Ну, почему у всех такой грустный вид? – не выдержала я. – Ладно, Лидию Николаевну не обрадовала эта новость. Это я еще могу понять, но вы, почему не радуетесь? Боитесь, что малыш будет вам мешать отдыхать? А хотите, я обменяю свою комнату и уеду от вас в другую квартиру? Хотя, мне кажется, что Глеб обязательно должен забрать нас к себе, если ему не помешают обстоятельства.
– Тань, ну разве можно рожать от первого встречного? Ты же не знаешь его совсем!
– Знаю, мне кажется, всю жизнь я знала, что он есть на свете. И поэтому так долго ни в кого не влюблялась. Его и ждала. А вы лучше расскажите мне, какой Глеб был маленький? Мне так хотелось расспросить об этом его родителей, но они тоже, кажется, не обрадовались моей новости, даже чай пить не оставили.
– Все образуется, девочка, – вздохнула Виктория. – А Глеб… – она задумалась. – В детстве он был очень тихим. Когда мы собирались вместе, ну, выпивали бывало, потом начинали судачить о своем, о женском и всегда забывали о нем. А он пристроится в уголок, за подушку какую спрячется и ни видно его, ни слышно. Мальчик – с пальчик, да и только. Ему всегда больше нравилось наше женское общество. Николай часто на него обижался, когда Глеб отказывался идти с ним на рыбалку или мастерить что – то в его гараже.
Лидия любила его наряжать во всякие костюмчики и непременно надевала ему на голову берет. И такой он был славный, хорошенький кукленок. Глазки черненькие, умные. В школу пошел – на пятерки учился, Лидка на него нарадоваться не могла. Хвасталась, конечно, особенно перед Аней нашей. Их дети – ровесники. Анютина Варвара – беда девка была. Ох, и давала же она жару! Никому мало не казалось. Училась по желанию: сегодня захочу – на пятерку отвечу, а на завтра уже настроения нет. А в старших классах еще хуже стала. Сплошные амуры, шуры – муры. Из дома несколько раз убегала, с милицией искали.
– А сейчас? – спросила я больше из вежливости. Мне не очень интересно было слушать про незнакомую Варвару. Я хотела говорить только о Глебе.
– Сейчас наша Варька живет на земле. Разводит овец, редкой породы. Из них шерсть хорошая получается. Не сама, конечно, дошла до жизни такой. Вышла замуж за солидного человека, он ее с приданным взял – Юркой – шалопаем. На семнадцать лет он ее старше, но Анна до того с ней намучалась, что готова была будущему зятю еще и заплатить, только чтобы он дочку ее замуж взял. Ты даже не представляешь, какой Варвара примерной женой стала. И готовит, и хозяйство ведет, и в овцах своих стала разбираться, на выставки их возит. И дочку своему мужу родила.
– А почему Глеб уехал так далеко? – бестактно перебила я рассказ о счастливой Варваре.
– А ты у него не спрашивала? Порядки наши ему не нравились, жизни красивой захотел. Уж как Лидия его отговаривала…
– И Николай Семенович, по – моему, до сих пор на Глеба обижен. У них такие натянутые отношения.
– Ой, про Колю мне даже думать больно, как вспомню.
* * *
Прошло лето, и осень закончилась, от Глеба не поступало никаких вестей. Пару раз я даже наведывалась к его родителям, в надежде что – нибудь услышать о нем. Но встречали меня по – прежнему холодно, о Глебе они ничего не знали или просто не хотели мне говорить.