Мандельштам

Нигро Дон

НАДЕЖДА. Да. Ты прав. Я слышала, они собираются забальзамировать Ленина и положить в стеклянный выставочный стенд. Идеальный символ революции – забальзамированный труп убийцы под стеклом.

МАНДЕЛЬШТАМ. Может, теперь станет лучше.

НАДЕЖДА. Да, теперь будет Сталин. Потрясающее улучшение. В чем дело, Борис? У тебя такой вид, будто ты на похоронах. Ладно, сегодня похороны, но похороны Ленина. И почему ты такой грустный?

МАНДЕЛЬШТАМ. Причина всегда одна. Его любовная жизнь в руинах.

НАДЕЖДА. Ах, бедный Борис. Всегда играешь покинутого поэта.

ПАСТЕРНАК. В ткань любви вплетена глубокая печаль. Ты видишь женщину в определенный момент времени и любишь ее, но потом осознаешь, что любил не человека, который сейчас перед тобой, а воспоминание о давно ушедшем мгновении, и вернуться в него ты уже не можешь, да вообще тогда у тебя возникло ложное

представление. Это и есть любовь: неправильно истолкованное воспоминание иллюзии.

МАНДЕЛЬШТАМ. Совсем все не так. Это бред.

ПАСТЕРНАК. Да что ты знаешь о любви? Ты женат.

НАДЕЖДА. Премного тебе благодарна.

ПАСТЕРНАК. Я лишь хочу сказать, что у тебя и Осипа все иначе. У вас интеллектуальная общность.

МАНДЕЛЬШТАМ. Ты хочешь сказать, что никогда не любил интеллектуальную женщину?

ПАСТЕРНАК. Только однажды, и это была ужасная ошибка.

МАНДЕЛЬШТАМ. Борис, если и ошибка, то не из-за интеллигентности женщины.

ПАСТЕРНАК. Наоборот, она оказалась достаточно интеллектуальной, чтобы понять, что я для нее нехорош.

НАДЕЖДА. Чтобы это увидеть, особого интеллекта женщине и не нужно.

ПАСТЕРНАК. Когда я в миноре, вы двое всегда поднимаете мне настроение. Понятия не имею, почему. Но вы правы. Мне надо радоваться. Сейчас прекрасное время для жизни.

МАНДЕЛЬШТАМ. Скоро, возможно, наступит прекрасное время для смерти.

НАДЕЖДА. Мы продолжаем надеяться на перемены. В итоге все остается прежним.

ПАСТЕРНАК. Но у нас все другое. До революции было иначе.

НАДЕЖДА. Да. У царя была тайная полиция. Теперь это мерзкие люди, которые постоянно приходят к нам на кухню, прикидываясь, будто они – писатели. Большие поклонники поэзии Осипа, они задают вопросы, а потом спешат доложить ответы своим тараканам-хозяевам. Я с неохотой пришла к заключению, что немалая часть людей, называющих себя писателями, ничем не лучше канализационных стоков. Для них писать – значит предавать. Мой муж не такой писатель, как эти люди.

МАНДЕЛЬШТАМ. Нет. Произведения этих людей публикуют.

НАДЕЖДА. Публикуют, потому что они – идиоты.

ПАСТЕРНАК. Меня тоже публикуют. И какой я, по-вашему, писатель?

НАДЕЖДА. Если ты не знаешь, то скоро выяснишь.

Картина 3. Секреты

(Без паузы зажигается лампа на столе СТАЛИНА. ПАСТЕРНАК остается у авансцены, глядя в невидимое окно, а МАНДЕЛЬШТАМ и НАДЕЖДА идут на кухню, разговаривая между собой, садятся за стол, пьют чай, продолжая разговаривать. Никакой спешки, они еще идут к столу, когда начинается разговор СТАЛИНА и ПАСТЕРНАКА. СТАЛИН по-прежнему говорит в телефонную трубку, Пастернак отвечает, трубки в руке нет, поначалу даже не поворачиваясь к СТАЛИНУ. Тот пьет водку).

СТАЛИН. Борис, ты понимаешь, что я должен уважать мнение любого человека, который называет меня гением [2] . Ты называл меня гением, правильно?

ПАСТЕРНАК. Да, называл.

СТАЛИН. На полном серьезе? Или это чушь?

ПАСТЕРНАК. Разумеется, на полном серьезе.

СТАЛИН. Значит, на полном серьезе, но это все равно чушь. Хочешь узнать секрет, Борис?

ПАСТЕРНАК. Он меня не убьет?

СТАЛИН. Секреты всегда убивают. Как и их хранение. Выдашь секрет – смерть придет снаружи. Сохранишь – изнутри.

2

И этим гением поступкаТак поглощен другой, поэт,Что тяжелеет, словно губка,Любою из его примет.Как в этой двухголосной фугеОн сам ни бесконечно мал,Он верит в знанье друг о другеПредельно крайних двух начал.

ПАСТЕРНАК. Это смерть поэта, который не может писать, боясь последствий.

СТАЛИН. Мой секрет таков. В молодости я писал стихи [3] . Одно время хотел стать поэтом, как Пушкин. Хотел, клянусь.

ПАСТЕРНАК. Правда? И что случилось?

СТАЛИН. Что случилось? Я повзрослел, вот что случилось.

ПАСТЕРНАК. Вот в чем, значит, разница между вами и мной.

СТАЛИН. А кроме того, кто-то застрелил Пушкина. Так кому больше повезло, Борис? Мне или Пушкину? Или тебе?

3

Шел он от дома к дому,В двери чужие стучал.Под старый дубовый пандуриНехитрый мотив звучал.В напеве его и в песне,Как солнечный луч чиста,Жила великая правда –Божественная мечта.Сердца, превращенные в камень,Будил одинокий напев.Дремавший в потемках пламеньВзметался выше дерев.Но люди, забывшие Бога,Хранящие в сердце тьму,Вместо вина отравуНалили в чашу ему.Сказали ему: «Будь проклят!Чашу испей до дна!..И песня твоя чужда нам,И правда твоя не нужна!» (Перевод с грузинского).

ПАСТЕРНАК. Мне повезло больше, чем Пушкину. Никто меня не застрелил.

СТАЛИН. Пока – нет. Это шутка, Борис. Такой я шутник. Мог быть цирковым клоуном. Люди думают, что у меня нет чувства юмора, но как человек без чувства юмора может править русскими?

ПАСТЕРНАК. И о чем вы писали стихи?

СТАЛИН. Кто знает? О розах. Луне. Отсечении головы. Стандартный набор. Теперь я снова и снова перечитываю твои стихи, знаешь ли.

ПАСТЕРНАК. Правда? Для мне это честь.

СТАЛИН. И перечитывая их, спрашиваю себя, да о чем он говорит? Он говорит о пиве или он говорит об океане [4] ? И если он говорит об океане, почему пишет о пиве? Почему ты просто не говоришь о том, что имеешь в виду?

4

…В осатаненьи льющееся пивоС усов обрывов, мысов, скал и. Кос,Мелей и миль. И гул. и полыханьеОкаченной луной, как из лохани,Пучины. Шум и чад и шторм взасос…

ПАСТЕРНАК. Откуда мне знать, что я имею в виду, не услышав, что я говорю?

СТАЛИН. Что?

ПАСТЕРНАК. Я цитирую Йейтса. Великого ирландского поэта [5] .

СТАЛИН. Не следует тебе цитировать ирландских поэтов. Лучше цитировать кого-то такого, кто знает, что он имеет в виду.

ПАСТЕРНАК. Иногда лучший способ описать одно – описывать совсем другое.

СТАЛИН. Так ты невысокого мнения о социалистическом реализме, Борис?

ПАСТЕРНАК. У меня нет разногласий с социалистическим реализмом, за исключением того факта, что никакой он не социалистический и никакой не реализм, а большинство тех, кто пишет в этом жанре, дебилы. В остальном все прекрасно.

5

Скорее всего, это чуть измененная цитата Э.М. Фостера (1879-1970), английского романиста: «How do I know what I think until I see what I say (Откуда мне знать, что я думаю, пока я не услышу, что говорю)»?

СТАЛИН. Ты очень интересный человек, Борис. Иногда ты хочешь доставить мне удовольствие, а иной раз из кожи лезешь вон, чтобы попасть в беду. Тебе одновременно нужно левое и правое, черное и белое. Вот почему таким, как ты, никогда нельзя доверять. Если человек одержим политикой, ему доверять можно, потому что ты знаешь – доверия он не заслуживает. Ты знаешь, чего он стоит, потому что не стоит он ничего. Он перестал думать и вступил в партию. С преступниками я работать могу. Политиков со временем приходится убивать. Поэты более интересны, но разве можно доверять поэту? Он признает, что он – лжец, самим выбором профессии. И при этом мои самые любимые люди – лжецы. Это парадокс, и я ненавижу парадоксы, но парадоксы не пристрелишь, пристрелить можно только людей, а это еще один парадокс. Ты не думал, что я такой глубокий мыслитель, Борис?