Манглабит Варанги
Шрифт:
— Благочестивые Христовы воины! Я Давид, посланник князя Эдессы Тороса. По его личной просьбе я призываю вас прибыть в наш стольный град — и защитить его от сарацин, оставшись при князе в качестве его личной гвардии!
Танкред только хмыкнул — после чего, посмотрев на манглабита, легонько кивнул, позволив тому взять слово, чем Самсон не преминул воспользоваться:
— Уважаемый посол, быть может, вы не знаете — но едва ли не половину нашего отряда составляют варанги, гвардейцы самого базилевса Алексея Комнина, и я их манглабит. Возможно, мы и откликнемся на ваш призыв помочь в освобождении Эдессы… На том условие,
Посол потупился, опустив взгляд в пол — но тут же решительно вскинул голову и неожиданно честно ответил:
— Быть может, князь Торос и согласится бы на этот шаг, ибо он состоял на ромейской службе еще до битвы при Манцикерте. Кроме того, он исповедует греческий, а не армянский церковный обряд. Но власть князя сильно ограничена советом двенадцати армянских ишханов… Однако же верные именно князю Торосу воины способствовали бы утверждению его власти князя и вознесению над ишханами!
Взяв небольшую паузу, посол продолжил:
— Кроме того, Эдессу не нужно «освобождать» — наш господин уже изгнал из цитадели сельджукский гарнизон. Однако окрестные земли еще находятся под владычеством турок… И увы, князь не может оставить наш стольный град, чтобы изгнать нечестивцев со своей земли. Один раз сплотив армян Эдессы для освобождения собственного града, он более не имеет над ними той полноты власти, чтобы собрать воедино все войско. А ишханы не хотят давать под княжескую руку своих людей… Однако, если бы во главе нашей рати встали бы славные франкские войны, что разбили сарацин у Никеи и Дорилея!
— Мы не франки. Мы норманны.
Танкред впервые влез в разговор, несколько грубо прервав армянина. Но продолжать не стал, дав несколько растерянному послу закончить мысль:
— М-м-м… Пусть норманны. В любом случае ваше появление вызвало бы душевный подъем у всех армян, разожгло бы наше желание сражаться с сарацинами, сплотило бы нас против общего врага! И тогда, я уверен, князь Торос согласился бы принести вассальную клятву базилевсу, указав иншахам на их место подле своих ног!
Отвиль, с легкой, едва заметной усмешкой выслушавший последние слова Давида, вновь посмотрел на Романа, и тот уверенно кивнул в ответ: «берем»! Однако закативший глаза крестоносец, немного помолчав, вновь обратился к послу:
— Мы должны подумать и все обсудить. Но прежде, чем я приму решение, я должен также знать, каково армянское воинство в Эдессе?
Армянин, вновь немного помявшись, ответил:
— Полторы, самое большое две тысячи воинов, если поставить в строй ветеранов-стратиотов и совсем еще зеленую молодежь.
Танкред понимающе кивнул:
— Значит на деле дай Бог, чтобы собралась хотя бы тысяча человек… И что это за воины?
Тут посланник князя Тороса ответил уже более уверенно, даже с некоторой гордостью в голосе:
— Земли нашего княжества много лет были самой восточной границей империи ромеев, и защищали ее порубежники-акриты. Да, в последние годы империя отступила далеко на запад — но воинские традиции в семьях акритов сохранились! Так что мы можем выставить в поле две сотни всадников-трапезитов, три сотни лучников-токсотов, и вдвое больше копейщиков-скутатов… Прочие воины могут вооружиться дротиками, луками и стрелами, пращами в конце-концов! Кроме того, все ишханы имеют
— Да? Ну, а с нашим появлением уже Торос сможет выставить в поле более сотни рыцарей… Благодарю вас за предложение, посланник. В скором времени я сообщу вас свое решение.
Армянин с поклоном удалился — и, как только полог шатра за спиной его опустился, Танкред с раздражением посмотрел на Романа:
— Не вижу никакого смысла в очередном походе в очередной армянский город. Мы добыли уже достаточно богатств, наши рыцари и прочие воины уже не ропщут… А ты привел под руку базилевса целых два города! Думаю, что если твою службу оценят по справедливости, ты получишь от императора все, что пожелаешь… Наконец, прошло уже достаточно времени, чтобы страсти в стане крестоносцев улеглись. Думаю, Булонские наверняка уже успокоились…
Но манглабит только покачал головой:
— Ты бы успокоился, если бы убили твоего родного брата? Не искал бы возможности отомстить его убийце? Хоть вызвав его на Божий суд, хоть подослав ночного татя?!
Танкреду не нашлось, что ответить — и Роман продолжил:
— Кроме того, ценность присяги городов, мимо которых проследовала вся армия крестоносцев, лично для меня весьма сомнительна — ведь Татикий так или иначе привел бы их под руку Комнина. Но вот Эдесса… Она лежит значительно восточнее маршрута движения войска крестоносцев, земля ее обширна, хоть и не столь густо заселена. Через нее проходят важные торговые маршруты — а сама крепость, как и более северная Мелитена лежат на одной из двух дорог из Малой Азии в Иран. Заняв их, можно контролировать все верхнее междуречье Тигра и Евфрата… Да, приобретение Эдессы стало бы самым стоящим моим даром базилевсу — и за нее я действительно могу попросить все, что угодно…
Перед внутренним взором Самсона предстал лик возлюбленной Марии Аланской — но конечно, вслух о ней манглабит говорить не стал, а закончил свою мысль иначе:
— Кроме того, отправившись в Эдессу, я точно спасусь от мести Булонских. И не только искуплю свою вину перед Татикием и базилевсом, но и получу любые мной желанные блага! Оно стоит того, чтобы выступить на восток хотя бы и с одними варангами… И если ты не сможешь последовать со мной, Танкред — я все пойму, ведь ты выполняешь поручение Раймунда Тулузского, ведешь дозор! Хотя, как кажется, ты уже в полной мере выполнил свой долг — ведь мы уже наверняка знаем от твоих лазутчиков, что до самой Антиохи крестоносцам ничего не угрожает… И я уж точно не отказался бы от помощи твоих рыцарей и тебя лично. В конце концов, Эдесса далеко не последний город для христиан, в нем крепло раннее христианство, здесь жил богослов Ефрем Сирин! Впрочем, настаивать я не могу…
Танкред, как-то устало усмехнувшись, только покачал головой:
— Да-а-а, вроде бы варанг — но красноречием своим уже не уступаешь прожженным ромейским придворным. Вот что делает с нами, северянами, жизнь в Константинополе!
Самсон, уже понявший, в какую сторону клонится разговор, вернул улыбку соратнику:
— Я русич только по отцу — и родился в Азии, так что северянином меня можно величать весьма условно… Впрочем, и ты, насколько мне известно, появился на свет на юге Италии, разве не так?