Манило
Шрифт:
К обеду подоспел Мишаня и предложил подкинуть меня до дома. Я согласился, переоделся в вольное, забрал в регистратуре выписку, и мы покатили на «Форде» на правый берег. Ехали молча, размышляя каждый о своём. Мишаня вызвался подсобить мне подняться в квартиру, несмотря на работающий лифт, и я пригласил его в гости – перетереть, что его гложет. Сделал нам по отвёртке, и мы, держа в руках бокалы, устроились на диване.
Выяснилось, что у Мишани перестал вставать на милфу. Он винил во всё её худобу, дескать, она сбросила изрядно килограмм и потеряла схожесть с понравившейся ему мадам из видео. Я тоже заметил, что милфа сильно осунулась, но не придал этому
Мишаня извинился за свою вспышку гнева, от которой я ненароком пострадал. В шутку порекомендовал ему открыть контору «Мишаня и ко», специализирующуюся на экспресс-похудании. Сколько бы бабла сколотили… Он прикол не оценил, но приличия ради подавил лыбу.
Корефан настолько утратил интерес к милфе, что закопал её труп в саду на следующий же день – утром, перед тем, как навестить меня в клинике. Вообще он печалился так, словно член сломали ему, а не мне. Мишаня осознавал, что на поиски милфы 2.0 может уйти не один месяц. Я же не видел в этом проблемы, довольствуясь проведёнными с первой дамой вечерами, и не тратил время на бесполезную грусть.
28.
Чтобы развеяться, Мишаня позвал меня на концерт группы с грозным названием «Каменная рука», и я охотно одобрил эту инициативу, потому что мне настопиздело куковать дома с забинтованным членом. Он заехал за мной на «Форде» около 7 вечера, и мы погнали в Северный район. Парковка рядом с рок-баром, в котором выступали каменнорукие, была до отказа забита машинами, поэтому кент забурился во двор расположенной по соседству девятиэтажки и затормозил у детской площадки. Мы хлопнули по паре стопок джина, запили тоником и выпрыгнули из салона.
Погода стояла тёплая, посему мы были легко одеты: Мишаня – в белую рубашку с коротким рукавом и серые брюки, а я – в гавайку с цветастыми пальмами и джинсы. У входа в заведение толпилась куча народу, и мы насилу продрались сквозь кодлу курящих, болтающих и пьющих рокеров. Забашляли за билеты и встали поблизости от колонок, бесцеремонно растолкав беснующуюся молодёжь.
Смердело потом и пивом, царивший полумрак разрывали разноцветные огоньки светомузыки, а из пластмассовых ящиков-генераторов холодного тумана валили клубы стерильного пара. На сцене трое мужиков рубали классический хеви-металл типа «Айэн Мейден», под который кроме как качать головой делать больше нечего, и я откровенно заскучал.
Патлатый солист ловко перебирал струны электрогитары, не забывая реветь в микрофон. На бас-гитаре играл эдакий седовласый ковбой «Мальборо» воронежского пошиба в чёрной кожаной шляпе, а по барабанам стучал в лучших традициях жанра мордатый типок с козлиной бородкой.
Вперёд нас протиснулись две девахи. Лицо одной практически полностью скрывали длиннющие светлые волосы, и моё внимание привлекла её подруга – мамзель на вид едва легального возраста с дьявольцой в глазах. На ней были надеты голубые джинсы-клёш и короткая белая футболка, между которыми виднелась полоска нагой кожи сантиметров 8 в ширину. Сучка не носила лифчика. Её титьки тряслись одновременно с кудрями неопределённого оранжево-фиолетового цвета, ниспадавшими до плеч. Казалось, будто остроконечные соски мамзели вот-вот проткнут материю и вырвутся на свет божий.
Когда она подняла руки над головой, чтобы похлопать музыкантам, её футболка задралась, оголив нижние полушария сисяндров. Член невольно поднатужился, вызвав приступ жуткой боли, и тотчас же обмяк. Мишаня с серьёзным, как инфаркт миокарда, видом зырил на певца, напрочь игнорируя бесовку.
Мамзель с приятельницей сели за столик позади нас, взяли по бокалу пива и чокнулись с пухляшом и жеманным пареньком, составлявшими им компанию. Я медленно выдохнул сквозь зубы, дабы успокоиться, и сконцентрировал внимание на бас-гитаристе, меланхолично дёргавшем за толстые струны. К сцене выскочила рокерша-ветеранша – кобыла лет под 45 в чёрных кожаных портках. Махая огненно-рыжей шевелюрой, она с энтузиазмом подрыгала конечностями и, когда трек закончился, растворилась среди сборища зрителей.
Мишаня направился к барной стойке, чтобы купить пива. Я обернулся и наткнулся взглядом на мамзель, покачивающуюся прямо за моей спиной. Она держала в руках телефон, очевидно, снимая музыкантов на камеру, и улыбалась во все 32 зуба. Встретившись со мной взором, она, словно извиняясь, пожала плечами и продолжила записывать видео.
Через несколько минут возвратился Мишаня и всучил мне бокал. От духоты уже замучила жажда, и я сходу осушил его наполовину. Из динамиков грянула энергичная музыка, от которой повеяло Диким Западом, и мамзель снова прошмыгнула на танцпол. Она извивалась как ползущая змея и мотылялась из стороны в сторону с блаженной смешинкой на широких устах.
Я добил пиво, сунул стакан Мишане, подрулил к мамзеле и запустил руки под её футболку. Обхватил титьки и нежно их сжал. Они как раз умещались в ладонях и на ощупь были упругими, будто два наполненных гелем шарика. Возникший кайф походил по уровню благодати на удовольствие от лежания в кровати с тёплой мягкой подушкой, возникающее после нескольких бессонных ночей. Она не переставала лыбиться, судя по всему, совсем меня не замечая. Тогда я отпустил буфера мамзели, скользнул ладонями по её животу и провёл пальцами по бархатистой коже спины. Губами поймал сосок и присосался к нему через ткань.
На моё плечо опустилась чья-то культяпка. Мне дико не хотелось отвлекаться от сисек мамзели, но иного выхода не было. Я резко прокрутил корпус по часовой стрелке, выставив перед собой локоть, и удачно попал острой косточкой прямо по виску жеманного паренька. Он повалился набок, а я повернулся к мамзеле и помацал её титьки под одеждой.
Блаженство, в которое меня молниеносно погрузили её бидончики, было грубо прервано пушечным ударом по печени. Дыхание спёрло, туловище скорчила судорога, и я непроизвольно сел на корточки, тщетно пытаясь вдохнуть. Надо мной склонился пухляш, который явно и пробил мне по корпусу. Он сжимал и разжимал кулаки и свирепо раздувал ноздри. Толстяк напоминал карикатурного разъярённого быка, не хватало только рогов да копыт.
Я рассмеялся, кривясь от боли, поднял голову и оскалился. От удивления рожа пухляша вытянулась, и его брови вопросительно изогнулись. Мишаня же преподнёс ему главный сюрприз. Оказавшись позади жиробаса, он зарядил ему правым хуком по уху. Толстяк рухнул на пол как подкошенный рядом со своим товарищем, которого я вырубил.
В тот же миг на Мишаню синхронно набросились, как дворняжки на медведя, трое парней. Они силились затащить его в партер, но корефан удержался на ногах. Он попятился и впечатал мудозвона, вцепившегося ему в спину, в установленную посреди зала бетонную колонну. Затем Мишаня сграбастал за шеи двух оставшихся соперников и столкнул их лбами.