Манкая
Шрифт:
И так понятно, что пропала его сладкая жизнь. Ушла и на прощание подмигнула серым глазом удачливого соседа. На крики выскочили Ирина и оба Гойцмана.
— Хрена тебе, а не развод! Стрясу по полной! Спишь со всеми подряд! — идиот, камикадзе и далее по списку.
Митя аккуратно отставил Юленьку в сторону и с огромным удовольствием зарядил Кирочке в нос. Того унесло по коридору далеконько, но адреналин не дал ему спокойно полежать на полу его, уже бывшей, квартиры!
— Сука! Засужу!!!! — хорошо, что Артём быстро бегал!
Бежал майор по лестнице в своих неудобных тапках, торопился и успел. Прыгнул на спину Митьке и придавил всем своим немалым весом к стене. Дава помог до кучи!
— Не ори, идиот. И кого ты там собрался судить, а? Таки я лично видел, что напал ты на жену и тебе оказали сопротивление соседи. Свидетелей много. Ты, Раков, собирай манатки. Я проверю, чтобы лишнего не прихватил, — Гойцман — папа читал лекцию Кире.
Джеки обнимала Юльку, которая зажимала уши ладошками. Митька пытался стряхнуть Даву и Артёма. Светочка и бабушки Собакевич (обе в ядовито розовых бигуди!!!) стояли на лестнице.
— Твари! Все вы твари! Ненавижу! — разорялся Кира, — Суки! Захапали себе и сидите, жрёте сладко и пьете вкусно!
Яков Моисеевич дверь Кирину захлопнул, разом прекратив поток брани и грязи, той самой, что щедро наглоталась нынче Юля. Да что уж… Всем досталось!
Ну, затихли все, помолчали. Артём с Давой рискнули отпустить Митьку. Тот встряхнулся, словно громадный пёс и сразу к Юленьке направился. Та все еще стояла рядом с Джеки.
— Юлька, обидел он? — растрепанный, какой — то пацански отчаянный Широков, стоял опустив руки.
Юленька голос ярославской напасти услышала, сразу к нему повернулась, обеспокоилась и принялась высматривать нет ли на Мите синяков.
Широков поскорее обнял сокровище и сразу почувствовал ее ладошки на своей спине. Юлька, не стесняясь никого вокруг, обнимала его в ответ и все трепыхалась, тревожилась и беспокоилась о нем.
— Сейчас обработаю септиком. Я аккуратно, Митя. Только немного пощиплет и все!
— Все со мной нормально. Ну, ты чего? Я не ранен.
— Как же не ранен? Вон ссадины, — и слезы покатились.
Две напасти стояли обнявшись, а соседи переглядывались и загадочно друг другу подмигивали и улыбались. Дава заметил на ногах Юленьки тапочки из квартиры Широкова. Он сам надевал их, когда они с Митькой коротали вечера печальные, мартовские.
Фирочка рискнула спуститься по лестнице и подойти к парочке.
— Мить, а Мить? Ты успел Кирке по сопатке- то врезать? — вопрос неуместный, но забавный.
Все и захихикали. Мгновением позже из открытой двери квартиры Заварзиных донесся звук работающего телевизора и громкий крик комментатора.
— Гоооооол!!!! Наша команда победила!!!!! — ну, тут уж ни у кого сомнений не осталось, ни в победе, ни в том, что пришла пора посмеяться громко!
Было с чего, собственно. Вот Митя с Юлей в обнимку. Киросику остались считанные часы в доме. Все живы и здоровы. Ну и проявилось это простое, домашнее, если не сказать, коммунальное счастье в искреннем смехе. Таком, который стряхивает все ненужное, грязное и бесноватое. Единит и греет души родных, не по крови, но по соседству и мыслям, людей.
Митька засмеялся, вслед за ним Юлька улыбнулась сквозь слезы, Дава осел на пол и угорал. Джеки прислонилась спиной к стене и утирала слезы. Артём обнял за плечи Якова Моисеевича и вместе они хихикали. Дора и Светочка спустились ко всем и поддержали собрание хохотом. Одна лишь Фира пыталась не смеяться. Почему? Так пропустила бабуля самое интересное! Так и не увидела, как «по сопатке» бьют. Когда смеяться сил уже не было, Яков Моисеевич, по обыкновению, подытожил.
— Ну, что, граждане хапуги, посмеялись? Пора и честь знать. Расходитесь уже. Завтра дел много, — повернулся к сыну и дал странную команду, впрочем, все ее поняли, — Дава, фас!
А что, таки, Дава? Свой «фас» он уже давно подготовил, осталось только закончить само дело о разводе.
— Все в лучшем виде, папа. Не волнуйся, — все стали прощаться, ручкаться и уже повернулись каждый в свою сторону, но Юлька выдала.
— Простите, пожалуйста. Я не хотела, чтобы так… — Митька обнял ее крепче, а соседи вразнобой.
— Ой, не смешите мои тапки!
— Юлюшка, ты чего? За что?
— Юльк, с ума сошла?
— Все в порядке, дорогая. Это должно было произойти и хорошо, что сейчас!
И разошлись, разбрелись.
— Юль, иди домой, я сейчас, — Митя подтолкнул москвичку к своей квартире, — Я на пару слов к Якову Моисеевичу.
Юля кивнула и ушла к Мите. О чем говорили этим вечером старший Гойцман и Широков? О том, как выпинать Киру без ущерба для Юленькиной психики. Помогла Ирина, которой дядя Яша позвонил. А чему удивляться? Магические буквы «КГБ» в любое время в России творили чудо. Не взирая на то, что менялась аббревиатура и командование! Юле так и не сказали, что той ночью выпало Кирочке свидание с тремя серьезными мужчинами в штатском, которые и собрали его в дорогу по месту прописки, так сказать. Отвезли на улицу Мясницкую, где проживала бабушка, дававшая Кире статус москвича за пять тысяч рублей в месяц. Что уж Раков там у ее порога делал, никому не ведомо. Да не очень — то и хотелось знать!
Митя вернулся домой спустя час и застал Юльку в гостиной. Она сидела смирно, как прилежная ученица и ждала его. Рядом с ней лежала аптечка.
— Как ты долго! Садись скорее, — он сел рядом с сияющей свой драгоценностью и протянул правый кулак, тот самый, который так радостно влупил Кире по сопатке.
Широкову не привыкать было к подобным ссадинам, больно не было вовсе, но ему уж очень хотелось Юлькиной заботы и внимания. Вот и смотрел он на ее пальчики нежные, на волосы волнистые, пока несостоявшийся терапевт врачевала его. Вот и септик наложила, подула тихонько, спросила, не щиплет ли… Мать вспомнилась. С такой любовью давно уже никто не хлопотал о нем, о Митьке. Всколыхнулось теплое и нежное в душе, просияло ярким счастьем и оставило в Митькиной голове мысль причудливую.