Манук
Шрифт:
РАССКАЗЫВАЕТ ТИНА
По-моему, самое главное счастье — это жить вместе с родителями. Конечно, я очень люблю бабушку и дедушку, но это — совсем не то…
До второго класса я дома не жила, а лежала в гипсе в специальном санатории под Одессой, потому что у меня был костный туберкулёз. Когда я выздоровела, бабушка забрала меня к себе на Винничину, в Погребище — это такой маленький городок. Там есть красивая река, и парк, и памятник Неизвестному солдату с вечным огнём, и новая школа, а у бабушки с дедушкой — свой дом и сад. Дом просторный, у меня даже отдельная
Мои родители — цирковые артисты: папа — дрессировщик зверей, а мама — его помощница. В санатории мне все ребята завидовали, потому что, когда лежишь на одном месте, всё время мечтаешь о разных поездках и городах. А мои папа и мама ездят из цирка в цирк, из города в город, и все знали, что я, как только выздоровею, буду ездить с ними. Но бабушка меня сразу забрала к себе и долго не отпускала. Я и папин-то аттракцион только два раза видела: в Москве на зимних каникулах и в Киеве… Зато теперь всё переменилось…
Я тогда первая услышала — стучат. Ночь на дворе, а к нам стучат. Дед спрашивает:
— А чья это там душа просится?
А из-за двери папка как закричит:
— Это я! Я, отец! Открывай!
Что тут поднялось! Папа вошёл — и сразу меня на руки. Вообще-то он целоваться и обниматься не любит. Строгий! А тут целует, кружит! И поёт: а у нас квартира, квартира! Долой гостиницы, долой хозяек! И Тинка будет жить в Москве!
Еле мы его успокоили. И тут он сказал, что в Москве для артистов цирка почти уже выстроили дом, и там у нас будет трёхкомнатная квартира, — это раз! Мама сейчас в Москве и будет там всё лето, это два! А я сейчас, немедленно уеду с ним, потому что его аттракцион направляют в Крым, к морю, — это три!
— Смотрите, — сказал он и стал загибать пальцы, — июль и август — в Крыму, сентябрь у нас отпуск — мы все в Москве, а октябрь…
— А в октябре тебя пошлют в Мурманск или в Ташкент, — хмуро сказал дед, и бабушка сразу запричитала:
— А як же дытына?
— А что ж дытына? — сказал папа и подмигнул мне. — Пора ей приучаться к делу!
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ СОСТОИТСЯ ЗАВТРА
— Кто это сделал? — грозно спросил Петрос Георгиевич и ткнул пальцем в афишу, висевшую на стене директорского кабинета. — Я лично говорил с вами по телефону и предупредил: первое выступление в субботу. Так?
С дороги Петросян ещё не успел поесть. Под глазами его лежали тени, а широкий ворот рубашки потемнел от пота и пыли. Рядом стояла Тина с надкусанной булочкой в руке.
Собеседник же их выглядел, напротив, очень свежим и франтоватым в своих чесучовых кремовых брюках и трикотажной голубой тенниске.
Его светлые волосы ещё не просохли после утреннего купанья.
— Но, Петрос Георгиевич, поймите же, — проникновенно сказал он, — разве я о себе беспокоюсь? Аттракцион знаменитого Петросяна — это нужно людям! В кассах на на неделю вперёд — ни одного билета.
— Послушайте, вы ведь директор цирка, а не… автобазы, — медленно сказал Петросян. — Вы должны понимать: животные сутки были в дороге. Они взволнованы, утомлены, им надо как следует отдохнуть.
— Петрос Георгиевич, — директор молитвенно сложил руки, — Петрос Георгиевич, пусть они будут работать чуть хуже, ваши звери. Даже просто ничего не будут делать — только покажутся… Бегемот на манеже — да люди валом валят, чтобы посмотреть на это чудо!
— Вы помните ещё, что такое цыпки? — неожиданно спросил Петросян. — Цыпки от холода и воды на руках? Были у вас когда-нибудь цыпки?!
— Были, — недоуменно прошептал директор и даже зачем-то посмотрел на свои длинные белые руки. — Когда мальчишкой был… ещё в селе…
— Так вот, у бегемотов сейчас всё тело горит и зудит так, как руки от цыпок, потому что они сутки провели без бассейнов. Им надо отлежаться, отмокнуть — поняли? Иначе они на манеж не пойдут.
— У вас — не пойдут? Смеётесь, Петрос Георгиевич! Билеты уже проданы!
— Я не смеюсь! Я заявляю официально… Тина, не тяни меня за руку!.. Я заявляю официально, что аттракцион будет работать в субботу.
— А я тоже заявляю официально, — директор поднялся из-за стола, — что не дам срывать представление! Для вас звери важнее, чем…
— Хорошо! Представление состоится завтра! А послезавтра мы с вами объяснимся в Москве, в главке — билеты на самолёт я возьму заранее. Всё! Пойдём, Тина!
— Петрос Георгиевич, зря вы волнуетесь — всё будет хорошо. А номер мы вам забронировали в самой лучшей гостинице…
— Я никогда не живу в гостинице. Я живу в вагончике — около моих животных. Тина, живее!
РАССКАЗЫВАЕТ ПЕТРОС ПЕТРОСЯН
«Ты способен на всякие неожиданности!» — это любимые слова моей мамы. Обо мне, конечно.
— Ты способен на всякие неожиданности, — сказала она, когда я с четвёртого курса института ушёл добровольно на фронт. И заплакала.
Я вернулся с фронта домой с палочкой, а нашивок за ранения у меня было больше, чем орденских колодок. Инвалид Великой Отечественной — нас встречали в институтах с открытой душой. Но я не хотел быть инвалидом. И я не вернулся в свой институт, а устроился тренером детской спортивной школы: до войны у меня был первый разряд по гимнастике и мотоспорту.
Целыми днями я был занят с детьми, а ночью огромный спортивный зал был в полном моём распоряжении. Теперь можно признаться: я плакал в этом зале от боли и бессилия, моё тело не слушалось меня. Но я настоял на своём!
В день, когда мне исполнилось двадцать пять лет, я пришёл домой с огромным букетом цветов — для мамы. Когда-то до войны отец в этот день всегда дарил маме цветы — за сына. Теперь это делаю я.
Стол был накрыт по-парадному, вечером мы ждали гостей. Я преподнёс маме цветы, расцеловал её и сказал: — Большое спасибо за то, что именно ты — моя мама. Не забудь только, что я способен на всякие неожиданности. А теперь слушай: я ухожу в цирк. Работать. В аттракцион «Шар смелости» — это гонки мотоциклов. Там заболел гонщик и нужен человек. Только не волнуйся — это совершенно безопасно. И временно: пока выздоровеет артист. Всё равно наша школа становится на ремонт, и я совершенно свободен.