Манускрипт всевластия
Шрифт:
— Мэтью никогда бы не стал говорить, что открыла ему твоя кровь. Без твоего разрешения — определенно нет, да и с разрешением — вряд ли.
— Это случилось сегодня — здесь, в замке. — Я помедлила и спросила: — Как мне научиться управлять ими?
— Значит, тебе Мэтью раскрыл мой секрет? Сказал, что я была провидицей до того, как стала вампиром? Напрасно.
— Ты была ведьмой? — Это могло бы объяснить ее неприязнь ко мне.
— Ведьмой? Нет. Мэтью подозревает во мне демоническое начало, но сама я уверена, что была простым человеком. Среди них тоже случаются провидцы —
— Ты умела управлять своим вторым зрением? Знала, когда оно тебя посетит?
— Это довольно просто. Существуют знаки — неявные, но со временем ты учишься распознавать их. Да и Марта мне помогала.
Единственный намек на прошлое Марты. Я не впервые задавалась вопросом, сколько лет этим женщинам и какой каприз судьбы свел их под одной кровлей.
— Oc, — подтвердила Марта, с нежностью взглянув на нее. — Будет легче, если ты не станешь сопротивляться тому, что видишь.
— Я слишком ошеломлена, чтобы сопротивляться.
— Шок — тоже своего рода сопротивление, — заметила Изабо. — Попробуй расслабиться.
— Это несколько трудно, когда рыцари в доспехах и незнакомые тебе женщины вторгаются в твои собственные воспоминания, — сказала я, зевнув во весь рот.
— Ты устала, отложим это на будущее, — поднялась Изабо.
— Я все равно не засну. — Новый зевок, который я успела прикрыть.
Она посмотрела на меня, как сокол на мышь-полевку, и в ее глазах зажегся озорной огонек.
— Ложись, а я расскажу тебе, как создала Мэтью.
Соблазн был слишком велик. Я улеглась, Изабо придвинула стул к кровати, Марта принялась убирать посуду и полотенца.
— Начать придется издалека, — предупредила рассказчица, задумчиво глядя на свечи, — с того самого времени, как он появился на свет — здесь, в деревне. Я ведь его с младенчества помню. Его родители пришли сюда, когда Филипп решил строиться на этой земле при короле Хлодвиге. Потому-то рядом и возникло селение: в нем жили крестьяне и ремесленники, строившие церковь и замок.
— Почему твой муж выбрал именно это место? — Я оперлась на подушки, поджала укрытые одеялом колени.
— Хлодвиг обещал ему землю, в надежде, что Филипп будет воевать против врагов короля. Но муж всегда жил по принципу «и нашим, и вашим», на чем его ловили очень немногие.
— Отец Мэтью был крестьянином?
— Крестьянином? — удивилась Изабо. — Нет, он был плотником — и Мэтью тоже, пока не сделался каменщиком.
Каменщиком… Кладка башни, где камни пригнаны так, что как будто и раствор не понадобился. Причудливые дымовые трубы в сторожке Олд-Лодж, воздвигнутые якобы неким древним дизайнером. Пальцы, запросто раскалывающие скорлупу каштанов и устриц. Еще одна частица Мэтью легла на место, без зазора примкнув к воину, ученому и придворному.
— Так они оба работали на строительстве замка?
— Другого замка, не этого. Этот мне подарил Мэтью, когда я вынуждена была покинуть любимые стены. Он снес крепость, построенную отцом, и построил другую. — Глаза Изабо, зеленые с черным, весело заискрились. — Филипп пришел в ярость — но что делать, перемены неизбежны. Первый замок был деревянным;
Я попыталась расположить события в хронологическом порядке. Первый замок и деревня строились в шестом веке, башня Мэтью — в тринадцатом.
— Потом он приткнул на задах эту башню, — Изабо неодобрительно сморщила нос, — чтобы жить подальше от нас, когда здесь бывает. Мне эта романтическая причуда не нравилась никогда, но он так хотел, и я разрешила. Для обороны она бесполезна — Мэтью и так уже налепил много больше башен, чем нам было нужно.
— Мэтью рос умным, любознательным мальчиком, — продолжала она, лишь условно присутствуя в двадцать первом веке. — Бегал за отцом в замок, играл его инструментами, сам строил что-то из чурочек и камней. Дети тогда рано учились ремеслам, но Мэтью всех обогнал. Когда он научился владеть топориком, не раня себя, его сразу поставили на работу.
В моем воображении возник восьмилетний Мэтью, длинноногий, зеленоглазый.
— Да, — улыбнулась Изабо, подтверждая мои фантазии, — он был красивый ребенок. Красивый юноша. Необычайно высокий для того времени — хотя, став вампиром, еще больше подрос.
И пошутить любил. Всегда прикидывался, что такая-то балка или стена вышла плохо — ему, мол, неправильные указания дали. Филипп всякий раз попадался на его удочку. Родной отец Мэтью умер, когда мальчику не было еще двадцати, а мать — и того раньше. Нам очень хотелось, чтобы сирота нашел себе подходящую женщину, остепенился, завел семью. И вот ему встретилась Бланка. Ты должна понимать, что он всегда пользовался успехом у женщин. — Это было утверждение, не вопрос.
Марта сердито глянула на хозяйку, но промолчала.
— Да, конечно, — с тяжелым сердцем ответила я.
— Бланка приехала в деревню недавно. Она прислуживала каменных дел мастеру, из тех, кого Филипп выписал из Равенны строить первую церковь. Беленькая, как и полагается при таком имени, глаза как весеннее небо, волосы как золотая пряжа.
Когда я отправилась за ноутбуком Мэтью, мне явилась красивая бледная женщина, очень похожая на ту, что описывала Изабо.
— И улыбка у нее была славная, — добавила я.
— Да, — удивилась Изабо.
— Я увидела ее, когда огонь камина отразился в доспехах Мэтью.
— Она казалась такой хрупкой — того и гляди сломается, таская воду из колодца или работая на огороде, — возобновила рассказ Изабо, несмотря на многозначительное покашливание Марты. — Это, полагаю, и привлекло Мэтью — хрупкие создания всегда ему нравились. — Она оглядела мои далеко не хрупкие стати. — Когда Мэтью стал зарабатывать достаточно, чтобы обеспечить семью, они поженились. Ему было двадцать пять, ей девятнадцать. Красивая пара — чернявый Мэтью и светлая красавица Бланка. Они очень любили друг друга, и брак у них был счастливый. Вот только детей никак не могли родить — один выкидыш за другим. Даже представить не могу, каково им было видеть гибель стольких надежд. — Я не знала, способны ли вампиры плакать, хотя и помнила кровавую слезу на щеке Изабо в своем первом видении, — но ее лицо и без слез выражало глубокое горе.