Маньяк по субботам
Шрифт:
— Это Олег, сын председательский, — заявила женщина, махнув рукой в сторону парня, завалившегося на диван прямо в куртке и грязных ботинках.
На заляпанной грязными руками клеенке стоял стакан. Консервная банка, служившая пепельницей, опрокинулась, мятые окурки раскатились по полу.
Шестиглазов с трудом растолкал парня. Рыча и матерясь, тот сел, с трудом разлепил один глаз.
— Где отец? — громко спросил Шестиглазов, наклонясь к парню.
— Вчера еще… — хрипло заговорил Олег, — вчера отец свалил куда-то. — Неогределенно махнул рукой, вновь рухнул на диван и спрятал голову под серело подушку без наволочки.
Выйдя
Топор — не расческа, как оказались волосы на нем — не понятно. Кто забросил топор под яблоню — неизвестно. Так обстояло дело на данный момент.
— Может быть, Попов попросту куда-то ушел и через несколько часов вернется, — раздраженно говорил Шестиглазов бухгалтеру. — В любом случае следует немного подождать. К тому же, чтобы возбудить дело о пропаже человека, нужно заявление от родственников.
— Не будьте формалистом! — резко вскрикнула Рублева. — Мне все ясно. Сын Попова пил, а отец ему не разрешал. Они жили, как кошка с собакой. Для выпивки нужны деньги. Сын знал, что вчера отец должен прийти с большой суммой, ну и ударил его топором. Денег в портфеле не оказалось. Ну, а «дело» сделано. Сын погрузил отца на тележку, отвез куда-нибудь и закопал.
— Закопал под вишней? — быстро спросил ее Грай.
Рублева повернула голову, взгляды их встретились, женщина выдержала пристальный взгляд детектива и согласно кивнула головой.
— Мог и под вишней закопать на соседнем участке. Яму вырыть поглубже и положить. Но вернее всего — в лес отвез. Теперь лежит — овечкой прикидывается. А вы, команда детективов, сообразить не можете, хотя у вас топор, которым его ударили.
— Но ведь не исключен вариант, что Попов действительно ушел куда-то, — вступится за своего начальника сержант Григорьев, которому наверняка надоело торчать в садоводстве, где не было даже столовой и негде не только пообедать, но даже перекусить.
Рублева ехидно заметила:
— Да, наклеил на обух топора волосы, любимому сыночку на долгую память, и направился, куда глаза глядят.
— Как вам объяснить попроще, — замялся Шестиглазов. — Помните фильм «Шведская спичка»? Там тоже все было: след на окне, кровь, мятая постель, свидетели, версии… А чем все кончилось? Оказалась — «покойник» жил у приятельницы в бане, гулял в свое удовольствие. Вы хотите, чтобы и я таким дураком-следователем выглядел?
— Да чего же «выглядел»? Так оно и есть. Перед вами жестокое убийство, а вы его в упор не замечаете. Я повторяю — сын любил приложиться к бутылке, а отец ему запрещая. На этой почве они скандалили. Отец признался мне как-то, мол, боится домой идти, видеть «пьяную образину» не хочет, не может.
Шестиглазов, видно, еще не оставил надежду поскорее уехать из Садов, оставив происшествие до полного выяснения обстоятельств этого, еще неясного ему дела. Он в изнеможении откинулся на спинку стула и взглянул на Грая, как бы ища» у него совета или поддержки.
У нас с Граем не была клиента и ввязываться в постороннее, совершенно бесперспективное дело смысла никакого не имело. Но, может быть, это таинственнее исчезновение мокло быть как-то связано с той странной запиской, неожиданно появившейся на дверях нашего дома? Может быть, безумный стихотворец НАГ начал осуществлять свои идиотские угрозы? Лонжа подсказывала, что с делом исчезнувшего председателя стоило познакомиться получше.
— Расскажите о Попове, что это за человек? — попросил Грай Рублеву.
— Опытный инженер, работал на высоких должностях. Семья жила прилично, денежки водились, единственный сын ни в чем не знал отказа. Попов человек достойный, честный. Один раз уже избирался, два года назад, председателем нашего садоводческого товарищества, но пришелся не ко двору местной грязноватой компании, которая отиралась, кормилась вокруг правления. На старика подали в суд «за взятки, за мошенничестве», 3 суде выяснилось — он чист, как стеклышко. Vi садоводы вновь избрали его своим председателем.
— Может, он стал кому-то поперек дороги, мешал черпать из кормушки, и с ним свели счеты?
— Недоброжелатели у него есть, — согласилась бухгалтер. — Я их всех знаю. Но не думаю, чтобы ненависть дошла до таких размеров.
— Может быть, сын председателя уже проспался и теперь даст нам толковое объяснение? — предположил Грай.
— Поехали, потолкуем еще раз, — согласился Шестиглазов, с удовольствием покидая уже надоевшее ему правление.
Я чувствовал, что сейчас не нужен Граю, и с удовольствием отправился бы домой, чтобы поближе познакомиться с «Великой китайской стеной» — любимой пищей мудрого Конфуция. Но этот непонятный НАГ витал где-то поблизости. Я ощущал его присутствие своим седьмым чувством. Я понимал, он силен, опасен и может нанести неожиданный удар из-за угла. Когда я думал об этом, то мурашки пробегали по спине. Я дергал левым локтем, проверяя, тут ли у меня пистолет, и неторопливо оглядывался. Не находил вокруг ничего подозрительного, но все равно успокоиться не мог. Имея в наличии стихотворное предупреждение и нервозную обстановку, я не мог оставить Грая одного. Ведь одна из моих обязанностей — в случае опасности прикрыть ему спину и позволить действовать смело, без оглядки. Сейчас я выступал в роли арьергарда и неотступно следовал за шефом.
Мы приехали к дому Попова и следом за Шестиглазовым осторожно вошли в калитку. Грай остановился на бетонной дорожке, оглядываясь. Я тоже начал осматривать участок. Земля оказалась черная, жирная, хорошо удобренная. Все до последнего метра перекопано, видно, многочисленные хлопотные обязанности не мешали хозяину следить за землей.
— Под этой яблонькой у крылечка лежал топор, — показал инспектор. — Я забрал инструмент на экспертизу.
На рыхлой земле отчетливо просматривались два следа от ног инспектора и вмятина от топора, который, по-вццимому, швырнули с дорожки. Я тут же определил сорт яблони — белый налив. По сучкам прикинул возраст — лег восемь. Но, думаю, делу это никак не поможет.
Входная дверь в дом оказалась распахнута.
— Вы ее открыли? — спросил Грай.
— Я ее не трогал, — пояснил Шестиглазов. — Все так и было, когда мы приезжали с Рублевой.
Грай закрыл дверь, и за ней… Я ахнул.
— Что это? — удивился инспектор.
Из косяка торчал огромный, двадцатисантиметровый гвоздище, толстый, почти как штык. На него наколот сложенный вчетверо листок.
Грай протянул к нему руку со стоном:
— Это мне.
— Не трогайте, — оттолкнул его инспектор. — На нем могут быть отпечатки. Я этого гвоздя не видел.