Мара
Шрифт:
Он попробовал пальцами влагу между ее бедрами, безошибочно найдя то тайное место, которое все мужчины так легко умели обнаруживать, — Мара не могла понять, как. Страсть, которой был охвачен Йоло той далекой ночью, была яростной, но это была страсть мальчишки. То же, что делал с ней Лео, было страстью мужчины. Уверенного в себе, опытного, знающего толк в таких делах. И она не остановила его. О Боже, она даже отвечала ему тем же!
Испугавшись вдруг, что он кончит раньше времени и лишит ее удовлетворения, в котором она так нуждалась, Мара
Когда он склонился над ней, нежно лаская языком и губами, Мара почувствовала, что умирает от сладостного удовольствия. Ощущения, дикие и страстные, охватили ее, и Мара что было сил прижалась к его губам. Поняв, что она готова, Лео вошел в нее. Его глаза были закрыты, рот искривлен в усмешке, лицо влажно от пота…
Медленно-медленно возвращалась Мара с небес на землю. Лео со вздохом упал на диван рядом с ней. Мара постепенно приходила в себя, и наслаждение сменилось стыдом. Как могло произойти, что человек, которого она почти ненавидела, доставил ей столько телесной радости? Неужели все дело в выпитом вине? А может, в ней самой имеется какой-то изъян? Вдруг она и есть та самая шлюха, о которых Мара столько слышала, и Лео был прав, обозвав ее еще в самом начале уличной девкой?
Лео молча лежал рядом, мокрый от пота, с горящими глазами. Мара встряхнула головой, встала. Лео усмехнулся, взглянув на нее:
— Ты тигрица, что ли? — Он коснулся пальцем царапин на шее. Неужели это она сделала? Черт знает что, она и впрямь на несколько минут совершенно потеряла контроль над собой! Мара протянула руку к своим вещам и начала одеваться. Лео не остановил ее. Он молча смотрел, как она быстро одевается, как натягивает чулки, застегивает ботинки.
Когда Мара обулась, Лео поднялся и подошел к ней. При мягком свете лампы его обнаженное тело блестело от пота, и Мара чувствовала, что ее кожа не менее влажна.
— Столько труда, и все понапрасну, — с ехидной улыбкой сказал Лео. — Придется тебе опять раздеваться. Я тебя еще не отпускал.
— Я ухожу, — сказала Мара, рывком направляясь к двери. — Я говорила, что отдамся тебе только один раз, и ты согласился.
— Я передумал. — Эти слова точно острый нож вонзились Маре в сердце. Она слишком поздно сообразила, что задела его самолюбие, собравшись уходить так быстро. — Почему бы тебе не допить вино? Может, оно приведет тебя в чувство и ты перестанешь совершать глупости: например, уходить, когда дело не окончено…
Тут Мара, державшаяся до сих пор очень сдержанно, совершенно потеряла над собой контроль. Она шваркнула об пол стакан с вином, крикнула: «Пошел к черту!» — и уже взялась за ручку двери…
Лео набросился на нее. Он кинул ее на диван и навалился сверху всей тяжестью своего мощного тела, заткнув ей рот ладонью, чтобы она не могла кричать. И как Мара ни сопротивлялась, вырваться ей не удавалось.
Если в первый раз он был с ней мягок и нежен, то теперь,
Когда он взял ее, это было так резко и грубо, что у Мары на глаза навернулись слезы. Она пыталась бороться, сдаваться окончательно ей не позволяла гордость. Сквозь красный туман она увидела что-то — нет, кого-то — возникшего за спиной Лео. Раздался тихий звук, словно кто-то бросил на землю спелый лимон, и Лео беспомощно упал ей на грудь.
Мара хлопала ресницами, силясь понять, что произошло. Перед ней стоял Джоко; он улыбался своей саркастической улыбкой, означавшей «Весь мир сошел с ума — кроме меня». Джоко держал в руке трость с серебряным набалдашником.
— Кажется, я опоздал, — сказал он, глядя на неподвижное голое тело Лео. — Значит, я плохо рассчитал время.
Мара ошарашенно смотрела на него, не понимая, о чем он говорит. Дрожа, она выбралась из-под распростертого тела Лео.
— Он мертв? — испуганно спросила она.
Джоко пощупал пульс на шее Лео.
— Нет, только выведен из строя. Но у него здорово будет трещать башка, когда он очухается. Нам лучше при этом не присутствовать. Давай, собирай свои вещи и идем отсюда.
Мара подобрала с пола одежду. Джоко указал ей на дверь, и они вышли в ночь. В небе светил лишь тусклый юный месяц, но оказалось, Джоко видит в темноте не хуже кошки. Они шли по узенькой тропинке, которая наконец вывела их к маленькому деревянному автоприцепу.
— Это мой личный Уголок клоуна, — объяснил Джоко. — Заходи внутрь и одевайся. Я подожду здесь.
Мара прижимала к себе одежду, сама не понимая, почему она стесняется своей наготы сильнее при Джоко, чем при Лео.
— Моя блузка порвалась. И пуговицы потерялись.
— Об этом я позабочусь, но пока накинь что-нибудь на свое прекрасное тело, а то я умру от расстройства.
Мара зашла в прицеп. Все еще плохо привыкнув к темноте, она завернулась в висевший на стуле плед. У нее подкашивались ноги, и она поспешно села, стараясь не расплакаться. Когда вошел Джоко, она все еще сидела, закутавшись в плед.
— Ты говоришь, одежда порвалась? — спросил он, подбирая с пола юбку и блузку. — Ну-ка посмотрим, чем я могу помочь.
Хотя Джоко говорил очень спокойно, Мара понимала, что они оба в опасности. Она уже знала, какой Лео злобный и мстительный. Что он сделает с Джоко, если поймет, что именно тот его ударил?
— Если ты беспокоишься из-за Лео, то совершенно напрасно, — сказал Джоко. — Я сомневаюсь, чтобы он заметил, кто ему стукнул по кумполу. Даже если он что-то и заподозрит, то не станет ничего предпринимать — иначе ведь все узнают, что какой-то жалкий лилипут одержал над ним победу. Ты сама знаешь, что такое эта чертова цыганская гордость.