Марафон длиной в неделю
Шрифт:
— Давайте дальше по порядку, — предложил он. — Восстановим картину. Кто выходил из дома?
— Ну, значит, так... Первый — мужчина. В темном костюме и с чемоданчиком.
— Вы его хорошо видели?
Старший лейтенант понял Бобренка и уверенно покачал головой.
— Фокус с переодеванием отпадает. Между тем, как эта Грыжовская вошла в дом, и вашим прибытием прошло всего восемнадцать-девятнадцать минут, времени на это у нее не хватило бы.
— Да, — согласился Бобренок, — пожалуй, вы правы. Дальше?..
— Мужчина и женщина. Женщина молодая, лет тридцати, тоже красивая, но совсем не похожа на Грыжовскую. Мужчина выше ее на голову.
— Еще кто?
— Монахиня.
Бобренок насторожился:
— А эту вы видели?
— Конечно. Да тут во Львове они еще водятся. Знаете, в черном с белым...
В комнату заглянул Толкунов и многозначительно поманил Бобренка пальцем.
— Что? — недовольно спросил майор.
— Антенна.
Бобренок поспешно поднялся. Толкунов повел его в кухню, ткнул пальцем в хитро вмонтированный возле обычной водопроводной трубы проводок.
— Так-так! — воскликнул майор. — Стационарная.
— Они приготовили все заранее, — подтвердил Толкунов.
— Гауптман, живший тут, из абвера...
— Или СД.
— И эта Грыжовская — профессионалка. Подожди, — дернул себя за подбородок, — подожди, капитан... — Он выглянул в окно, под которым все еще стояли дворник с девушкой, позвал: — София! И вы, товарищ Синяк, зайдите сюда.
Дворник с девушкой скромно остановились в дверях, но Бобренок предложил им стулья. Устроился рядом с ними и попросил:
— Не могли бы вы припомнить, кто бывал у Грыжовской?
Девушка переглянулась с дворником и, покачав головой, сказала:
— Я ведь говорила, она сама по себе, нелюдимая, и никто к ней не ходил, кроме монахини.
— Да, монахини, — поддержал ее дворник.
— Ага! — оживился Бобренок. — И сегодня у нее в гостях была монахиня?
Дворник и девушка снова переглянулись и снова покачали головами.
— Не видел, — заявил дворник.
— И я не видела.
Бобренок, уже не слушая их, подошел к комоду, начал внимательно перебирать белье. Ничего не найдя, перешел к шкафу. Обыскав его, с торжеством вытянул голубую вязаную кофту. Взял за плечи, даже встряхнул. Спросил У Павлова:
— В этой кофте была Грыжовская?
Лейтенант, приглядевшись, сказал:
— Кажется, она.
— Поищите, капитан, в передней, — приказал Бобренок Толкунову. — Там на вешалке должна быть синяя косынка.
Действительно, Толкунов нашел косынку почти сразу — пани Грыжовская отличалась если не педантизмом, то аккуратностью: косынка была сложена и лежала в ящике для всяких мелочей — шарфов и перчаток.
— Ты считаешь?.. — неуверенно спросил Толкунов. — Считаешь, что эта стерва Грыжовская?..
— Она переоделась, — подтвердил Бобренок. — И проделывала это, по-видимому, довольно часто. Домой заходила Грыжовская, а выходила монахиня. Или наоборот.
— Зачем? — не понял Павлов.
— Два обличья... — начал Бобренок, но, взглянув на дворника и Софию, не стал объяснять, зачем понадобилась шпионке такая метаморфоза. Лишь спросил у дворника: — Скажите, товарищ Синяк, какие остались в городе монашеские ордена? Женские конечно.
— Вы бы у моей жены спросили, она по церквам бегает.
— Я знаю, — нетерпеливо заерзала на стуле София, совсем как ученица, хорошо выучившая урок и стремящаяся продемонстрировать свои знания учителю: — Я могу сказать.
— Говорите, — благожелательно улыбнулся Бобренок. Ему все больше нравилась эта непоседа.
— Когда-то были клариски... — защебетала девушка. — Их монастырь самый большой, это в центре, там, где Лычаковская кончается. На площади...
— Действующие монастыри, — уточнил Бобренок. — Мне нужны действующие монастыри.
— Бернардинок, — ни на секунду не задумалась София. — Это тоже в центре, за рынком. И еще — босых кармелиток...
— Эта босая и ходила к Грыжовской, — вставил дворник.
— Босая? — не поверил Толкунов и вопросительно посмотрел на Павлова. — Неужели?
— Да, они ходят босые или в деревянных сандалиях, — сказала девушка.
— Точно, — подтвердил Павлов, — эта монахиня громко топала. Туфли у нее такие, что ли? Деревянные.
— Где монастырь? — спросил Бобренок. — Босых кармелиток?
— Но ведь вас не пустят, — замахала руками София. — Туда мужчинам нельзя.
— Разберемся... — не согласился майор. — Так где?
— Недалеко от улицы Чарнецкого. Там на пригорке большой костел святого Михаила, за ним сад и монастырь.
— Вот и хорошо, — одобрил Бобренок. — Спасибо вам, товарищ Синяк, и вам, София, а теперь идите, у нас еще важные дела.
Дворник откланялся вежливо — он был человеком мудрым и много видел на своем веку, чтобы чему-то удивляться, а девушка состроила недовольную гримасу: наверно, считала, что ее незаслуженно отстранили от последующих событий, суливших много интересного. Даже попробовала предложить свои услуги.
Бобренок взглянул на Толкунова, и тот поспешно сказал:
— К кармелиткам! Тут и ребенку ясно: Грыжовская там. Никто ее не вспугнул, она не спешила, косынку вон как аккуратно сложила и рацию оставила...
— Да, у нее два жилища и два лица, — повторил свою мысль Бобренок. — На всякий случай. Провал тут, пересидит в монастыре... Кто на кармелитку подумает?..
— А тут явочная квартира. Девушка говорила: какой-то лейтенант крутился...
— Засада, — решил майор. — Ты, капитан, остаешься тут. А мы со старшим лейтенантом — к Карему. Полковник подошлет тебе помощь.