Марафон длиной в неделю
Шрифт:
— Откройте! — сказал Коротюк. — Я — уполномоченный по делам культов.
— Сейчас позову игуменью, — глухо донеслось из-за дверей, и глазок закрылся.
Бобренок недовольно хмыкнул, подумав, что теперь в монастыре поднимется переполох, а он рассчитывал на внезапность, ведь, возможно, тут придется делать обыск. Однако его опасения не оправдались: чуть ли не сразу двери открылись. Высокая, пожилая и строгая монахиня предложила им войти в маленькую комнатку, где стоял грубый дощатый стол и такие же тяжелые и неуклюжие стулья.
Увидев кроме гражданского лица двух офицеров и военный патруль в монастырском саду, кармелитка стала еще суровее и спросила:
— Чем вызвано ваше появление, ваше вторжение в нашу тихую обитель?
— Мать Тереза, если не ошибаюсь? — бесцеремонно прервал ее Коротюк.
— Да, я игуменья босых кармелиток, — ответила та высокомерно.
— Вы нам и нужны..
— При чем же тут военные?
— Сейчас объясню. — Коротюк сел на неудобный стул, но, увидев, что никто не последовал его примеру, сразу поднялся и сказал строго: — Одна из ваших босых кармелиток замешана в нехороших делах, и мы...
Игуменья, не дослушав, возразила:
— Нет, никто из наших монахинь не сделает худого. Мы молимся богу и творим богоугодные дела.
— Сколько монахинь у вас в наличии? — спросил Коротюк, и Бобренок подумал, что, по-видимому, уважаемый уполномоченный по культам лишь недавно демобилизован, был в армии старшиной или служил интендантом. Не хватало только, чтоб приказал игуменье принести список личного состава монастыря.
Однако мать Тереза не усмотрела в вопросе Коротюка ничего необычного или сделала вид, что не усмотрела, потому что ответила ровно и просто:
— Живут тут сорок семь сестер.
— И все сейчас присутствуют?
— Нет, сестры Иванна и Анна в городе.
— Значит, сорок пять мы сможем увидеть?
— Но ведь это женский монастырь и мужчинам вход к нам запрещен.
Бобренок шагнул вперед, отодвинув Коротюка. Сказал строго и категорично:
— Прошу понять меня правильно. Время военное, и живем мы по его законам. А одна из ваших... — запнулся, потому что хотел сказать монашек, а сказал все же: — сестер... замешана в нехороших делах, и мы разыскиваем ее.
— Кто? — вырвалось у игуменьи.
Бобренок улыбнулся грустно.
— Это мы и выясняем.
Мать Тереза задумалась на несколько секунд.
— Хорошо, — ответила наконец она, — я вынуждена покориться. Сейчас все сестры соберутся в трапезной.
Она вышла, оставив непрошеных гостей в передней.
Коротюк хитро взглянул на офицеров.
— Вот вам и все проблемы, — сказал он уверенно, — сорок пять кармелиток как на ладони.
— А всего сорок семь, — возразил Бобренок задумчиво. — Две в городе, одну видели, а сестра Анна или Иванна, прослышав о нашем визите, никогда не возвратится в святую обитель.
— Один шанс из сорока пяти! — оптимистично воскликнул Павлов. — По теории вероятности...
Однако Бобренок не был настроен так бодро.
— Ну, ну... — пробурчал он. — Согласно вашей теории бутерброд должен падать на пол маслом хотя бы через раз, но ведь существует закон подлости...
— Существует, — неожиданно легко согласился Павлов. — Но ведь сегодня мне пофортунило, так должно везти и дальше.
Вернулась игуменья.
— Прошу, — сказала она и, не оглядываясь, пошла по узкому коридору, ведущему куда-то в глубь помещения.
Бобренок следовал за монахиней, замедлив шаг. Он чувствовал себя как-то смущенно, ведь впервые в жизни попал в монастырь, и все тут интересовало его. Но то, что увидел, несколько разочаровало майора. Обычный коридор с простым, покрашенным полом, с обеих сторон низенькие и узкие двери, вероятно, за ними были кельи. Ни одного светлого пятна, ни одного украшения — шеренга дверей, коричневый пол и побеленные стены, будто все тут вымерло. И только за поворотом в нише фигура какого-то святого, гипсовая фигура в половину человеческого роста; какая-то топорная и ярко размалеванная, она контрастировала с пуританской серостью всего помещения и, пожалуй, свидетельствовала о невзыскательности вкусов сестер-кармелиток.
Но к гипсовому святому тут, вероятно, привыкли. Мать Тереза, проходя мимо него, машинально перекрестилась.
Игуменья остановилась напротив больших, по сравнению с другими, дверей. Посмотрела на Бобренка, осуждающе закусив губу, немного подождала и решительно распахнула двери.
— Заходите, — сказала она громко, — и пусть господь поможет нам. — Она переступила порог и стала в стороне.
Майор зашел следом за игуменьей и остановился, пораженный. И поразило его не то, что увидел за длинным, покрытым клеенкой столом женщин в черном — к этому он был готов, невероятным казалось то, что ни одна из этих похожих на воронье женщин никак не среагировала на их появление. Одни сидели за столом, углубившись в молитвенники, другие перебирали четки, неподвижно уставясь в пол.
— Прошу! — величественным жестом указала на монахинь игуменья и села подле них на край скамьи, однако не занялась ни молитвенником, ни четками — сидела с прямой спиной и смотрела, как поведут себя пришельцы.
— Начинайте, старший лейтенант, — приказал майор, пропустив впереди себя Павлова.
Тот остановился растерянно и оглянулся на Бобренка, будто просил помощи.
Но как майор мог помочь ему?
На помощь неожиданно пришел Коротюк. Видно, его совсем не смутили черные неподвижные фигуры, может, его вообще ничто на свете не могло смутить, потому что спросил у игуменьи:
— Списочный состав весь в наличии?
Та усмехнулась одними глазами.
— Считайте, — ответила она иронично, но Коротюк воспринял ее разрешение вполне серьезно и зашагал вдоль стола.
— Одна... две... три... — начал считать, указывая на кармелиток пальцем. А те сидели отчужденно и неподвижно, словно вся эта процедура вовсе не касалась их. — Сорок пять... — наконец закончил подсчеты Коротюк и довольно потер руки, будто успех операции зависел именно от него.
— Прошу вас, начинайте, — легко подтолкнул Павлова майор.