Марафон длиной в неделю
Шрифт:
Что ж, придется обстучать пол...
Вздохнув еще раз, майор отодвинул железную кровать, зацепив сундук, тяжелая крышка зашаталась, и Бобренок придержал ее, чтоб не упала. Еще раз внимательно посмотрел на сундук — нет, двойного дна не может быть: он сразу бы догадался. Но почему такие толстые стенки в обитом бархатом закоулке?
Майор провел по ним пальцами, нажал на одну из стенок и подвинул вверх — она поддалась и вышла из пазов. Бобренок вытянул ее и увидел то, что искал: несколько радиоламп и блокнот. Быстро полистал его и торжествующе взглянул на кармелитку. Показал блокнот Коротюку и игуменье, сказал:
— С его помощью сестра Надежда, или, точнее, пани Грыжовская, передавала немцам шифрованные сообщения. Мы должны ее задержать. — Он обернулся к монахине, та была подавлена и растерянна.
— Доставить в комендатуру! — приказал он Павлову.
15
Услышав условленный стук, Толкунов посмотрел в глазок и увидел лейтенанта Щеглова. Не очень обрадовался: считал лейтенанта типичным кабинетным служакой, такие — был убежден — не способны к оперативной работе. Правда, полковник Карий ценил его и вот уже второй год держал в адъютантах. Но что, если разобраться, представляет собой адъютант? Просиживает казенные штаны в кабинете, жонглирует бумагами, шпионов или диверсантов видит уже под конвоем или в наручниках — значит, капитан в этом не сомневался, человек второго сорта.
И будет ли какая-либо польза от него тут, в засаде?
Вздохнув, Толкунов открыл дверь и пропустил Щеглова в переднюю.
Видно, лейтенант впервые получил оперативное задание, вот и вошел в квартиру чуть ли не на цыпочках, тревожно осмотрелся вокруг, но, ничего не увидев, кроме зеркала и вешалки, смущенно кашлянул и положил на стул набитую чем-то полевую сумку.
Толкунов довольно потер руки. Тяжелая сумка лейтенанта о чем-то ведь свидетельствовала, чуяло сердце капитана, что заполнена она вещами, безусловно, заслуживающими внимания; наверно, там еда, не может быть, чтоб адъютант самого Карего не был связан с интендантами, а такие связи означали дополнительные блага в виде шоколада или ветчины. Однако Толкунов ничем не выказал своей заинтересованности лейтенантской сумкой, резонно решив, что теперь она никуда не денется.
— Задание ясно? — спросил лаконично он.
Лейтенант снова осмотрелся растерянно и ответил не очень уверенно:
— Полковник приказал выполнять все ваши распоряжения.
Толкунов вспомнил, как самоуверенно, с чувством какого-то превосходства держался лейтенант в приемной, и довольно хмыкнул. Откинулся свободно в кресле и сказал тоном, исключающим возражения:
— Должны задерживать всех, кто войдет или попытается войти в эту квартиру.
— Ясно, — охотно согласился Щеглов, — раз должны, так и сделаем. Значит, «мышеловка».
— Называйте это, лейтенант, как хотите, но предупреждаю: не все так просто, как кажется. Сюда могут пожаловать вооруженные и опытные враги.
Вдруг Щеглов улыбнулся открыто и как-то совсем по-детски. Ответил:
— Я командовал взводом разведки, капитан, и брал «языков».
— Вы? — Лицо у Толкунова вытянулось.
Щеглов снова улыбнулся:
— Я знаю, что вы, наверное, думаете обо мне: обычный канцелярский служака...
Капитан энергично замотал головой, однако сразу махнул рукой, поднялся с кресла и сказал:
— Честно говоря, не думал... Но это меняет дело, и я очень рад.
Лейтенант подошел к окну. Толкунов хотел предупредить его, чтобы не высовывался, но Щеглов выглянул на улицу осторожно, из-за занавески.
— Все видно, — остался доволен, — кто входит в наш дом и кто выходит.
— Будем дежурить возле окна по очереди.
— Слушаюсь.
— Возьмите стул, в ногах правды нет.
— Потом, пока что не устал.
Лейтенант посмотрел на улицу и, убедившись, что никого поблизости нет, быстро прошел в переднюю и возвратился с сумкой. Толкунов бросил на него довольный взгляд: голода не чувствовал — подкрепился хлебом с маслом из запасов пани Грыжовской, но от ветчины или колбасы не отказался бы. Но Щеглов вытянул из сумки толстую и потрепанную книгу, взглянул на Толкунова и, ощутив его разочарование, усмехнулся и заметил:
— Тут есть и кое-что съестное, капитан, прошу... — протянул Толкунову сумку.
Капитан сделал вид, что еда не интересует его, взял сумку не торопясь, да и, фактически, он не был тут ничем обязан лейтенанту, ведь ему полагался сухой паек.
Толкунов вытрусил все из сумки на стол и свистнул от удовольствия. Все же его прогнозы оправдались: вместо обычного черного хлеба — белый, копченая колбаса, ветчина; шоколада, правда, нет, но сахара интенданты не пожалели.
— Я уже обедал, — отозвался Щеглов от окна.
Капитан оторвал кусок колбасы, стал есть ее без хлеба. Комнату заполнил аромат хорошо прокопченного мяса.
— На вашем месте я не отказался бы, лейтенант. Такая вкуснятина!
— Сыт, — бросил Щеглов сухо.
Капитан отправился в кухню ставить чайник. Он выглянул оттуда через несколько минут и увидел, что Щеглов, стоя у окна, читает книжку. Это не понравилось ему, и он заметил:
— Вы ведь на посту, лейтенант.
— Понимаю это.
— На посту не читают.
— Вы рассуждаете как сержант-разводящий.
— Его права и обязанности определены уставом.
— Неужели вы такой формалист, капитан?
Толкунов краем глаза посмотрел на аппетитную розовую ветчину на столе и подумал: Щеглов, если бы был формалистом, ограничился бы яичным порошком и банкой консервов, и вообще, разве может самый доскональный устав предвидеть и регламентировать все, что происходит в жизни? Тем более тренированный человек, даже читая, как бы вторым зрением способен видеть происходящее неподалеку, по крайней мере, должен увидеть человека в этом тихом переулке.
Произнес примирительно:
— Но смотрите, лейтенант, чтобы не прозевать...
— Можете положиться на меня, — ответил Щеглов уверенно, и капитан окончательно успокоился.
На кухне вскипел чайник. Капитан заварил чай, не жалея заварки, и налил в две большие разрисованные чашки крепкого, почти черного чая. Внес в комнату и подал одну из чашек Щеглову.
— От такого чая грех отказываться, лейтенант, — сказал он назидательно. — Кто его знает, сколько нам тут еще торчать, а крепкий чай бодрит и улучшает настроение.