Мардж и пять сбежавших принцев
Шрифт:
«Бездушный!» – догадалась она.
Ее охватил ни с чем не сравнимый ужас, как будто Фредерик оказался наивысшим злом. Его красота мигом поблекла и место восхищения заняла щемящая жалость.
О случаях потери души Мардж никогда не слышала и не представляла, как лечить принца, но была уверена, что отец справится с поставленной задачей.
– Мардж, проводи принца в палату, – попросил Дедуля, а сам пошел вместе с его родителями в кабинет.
Оставшись с Фредериком наедине, Мардж ощутила озноб, взбирающийся по спине к затылку. К сожалению,
– Боишься меня? – спросил он. Его красивый голос звучал отстраненно и казался таким же пустым, как и глаза. – Меня все боятся и родители тоже.
Мардж не придумала что отвечать, а принц не нуждался в ответе. После секундной заминки, она повела его в правое крыло дома, выделенное под палаты пациентов.
Правое крыло, в отличие от левого с кабинетами, спальнями хозяев, кухней и подсобными помещениями, занимало большую площадь. Здесь находились девятнадцать палат, обычно полностью занятых зимой и пустующих летом. Окна десяти палат выходили на подножье горы, а девяти – на долину Роз.
На территории лечебницы располагался сад с прогулочными дорожками и массой удобный скамеек. За садом Мардж ухаживала сама – это было ее детище, которое она создала и вырастила. Ей было приятно видеть, что пациентам нравится там прогуливаться. Особенно когда все палаты были заняты и тут, и там можно было встретить гуляющих пациентов.
Сейчас в лечебнице не было пациентов, и Мардж позволила Фредерику выбрать любую комнату. Он выбрал ту, мимо которой проходил. Девушка хотела войти за ним следом, чтобы показать, где и что находится, но принц без объяснений захлопнул перед ней дверь, оставив в полном недоумении.
Мардж понимала, что он серьезно болен, но все равно ей было обидно до слез за такое обращение.
Дедуля с трепетом поставил плотно закупоренную банку с Многолистником на полку, предназначенную для особо важных ингредиентов. Для травы из Робикона была выделена отдельная ниша. Кроме нее имелись еще четыре пустующие.
***
Прошла неделя с тех пор, как Фредерик поселился в лечебнице Дедули. Он без возражений посещал все прописанные процедуры, отвечал на вопросы, если спрашивали, но сам никогда не начинал разговор. С каждым днем он все сильнее напоминал Мардж заводную игрушку с нарисованными глазами. Ей хотелось, чтобы папа быстрее вылечил его, и он уехал домой, перестав пугать своим видом.
Один раз Мардж услышала, как отец разговаривает с Фредериком. Это получилось случайно: она готовила обед, а дом имел такое хитрое строение, что, находясь на кухне, можно было услышать голоса из кабинета.
Мардж подозревала, что ее бабушка – изобретательная женщина, изменила что-то в вентиляционном проходе, чтобы подслушивать чем занимается ее муж. Она была властной женщиной и, даже уходя готовить ужин, хотела контролировать его действия.
Мардж случайно обнаружила эту особенность дома и была уверена, что Дедуля о ней
Утром она пережаривала помидоры для соуса, когда услышала голос отца.
– Твой случай уникальный и, хотя я занимаюсь душевными расстройствами, мне совершенно неведомо как лечить человека от бездушия. У тебя ведь нет того, что нуждается в исцелении.
Внизу Мардж затаила дыхание. Если отец озвучил свою несостоятельность, значит дела совсем плохи, и Фредерик не скоро вернется домой. Останется жить у них и будет целую вечность пугать ее до полусмерти.
– Я не глуп, даже если кажусь таким, – сообщил принц.
Слыша его голос, Мардж с трудом представила, что это говорит тот красивый парень, которого она видела. Ее всегда шокировала его отстраненность, не сочетающаяся с внешностью.
– Исчезновение души не лечится травяными настоями и расслабляющей атмосферой, – продолжил Фредерик.
Дедуля неопределенно крякнул, явно удивленный ясностью ума собеседника. Наверное, он считал его полоумным, поэтому не ожидал, что тот трезво оценивает ситуацию. Впрочем, Мардж и сама думала, что принц невменяемый.
– Ты думаешь, что твоя душа сбежала? – голос Дедули дрогнул, но Мардж не придала этому значения: обычно у него дрожал голос, когда он волновался. – Но какая душа самостоятельно совершит побег?
– Я не говорил о побеге души, – все тем же ровным голосом поправил принц. – Думаю, что ее похитили.
Мардж оцепенела. Похититель души! Как можно такое совершить? Как можно быть таким наглым?
От возмущения у нее затряслись руки и, чтобы унять дрожь, она вцепилась в ручку сковородки.
– Похитили?! Великие боги, да кто может похитить душу? Она ведь привязана к телу!
– У кого-то получилось. Вы сам убедились, что души у меня нет.
– Да, ты бездушный… Я признаю это, но отказываюсь верить в то, что кто-то украл твою душу. Кому нужна чужая душа?
– Меня не волнует кому, – отрезал Фредерик.
На этом разговор закончился. Мардж хотела продолжить готовить, но, глянув в сковородку, увидела, что помидоры сгорели. Она не расстроилась. Для переживаний у нее был повод повесомей: отец не верит в лечение принца! С самого начала он понимал, что душу не вернуть. Какой обман! Какой стыд! Надо немедленно рассказать правду Фредерику.
Мардж засобиралась в палату принца, но, покинув кухню, услышала крик отца.
– Где мой ужин? – вопрошал он, и ей пришлось вернуться к приготовлению пищи.
Поужинали они поздно, и Мардж отложила разговор до завтра.
Ночью разыгралась гроза. Молнии сверкали, распарывая темное небо яркими вспышками и перепуганной Мардж казалось, что это кто-то из богов гневается на нее за молчание.
«Я расскажу ему завтра», – пообещала она, накрываясь одеялом с головой.
Ее пугали грохот грома и молнии, освещающие комнату. Одинокие, без дождя, они казались ей неестественными, похожими на махинации природного мага.