Маргарет Тэтчер. Женщина у власти

Огден Крис

В 1929 году Болдуина сменил Джеймс Рамсей Макдональд, который еще в 1924 году стал первым английским лейбористом на посту премьер-министра, правда тогда ненадолго. Пацифист, мечтавший избавить мир от оружия, Макдональд был сбит с толку кризисом 1929–1930 годов. Он попытался свести к минимуму отрицательные последствия кризиса для британцев, сохраняя низкие ставки процента и высокие расходы на социальное обслуживание. Эта комбинация мер опустошила казну и привела к колоссальному по тем временам бюджетному дефициту в полмиллиарда долларов. Деловое доверие было торпедировано, и когда Англия попыталась заручиться помощью американских банков, те дали понять, что предоставление займов будет зависеть от способности Макдональда навести порядок в национальном финансовом хозяйстве. Сокращение дефицита

означало снижение бюджетных расходов — нож острый для лейбористского правительства. И ко времени, когда наконец Макдональд решился на это, было уже поздно. В 1931 году Англия отказалась от золотого стандарта и поспешно ввела высокие протекционистские тарифы; экономическая система рушилась {6}.

На протяжении всех 30-х годов нарастала и международная напряженность. В 1931 году Япония вторглась в Маньчжурию. Двумя годами позже Гитлер начал перевооружать Германию. В 1935 году итальянский диктатор Бенито Муссолини напал на Эфиопию. В Испании вспыхнула гражданская война. Соединенные Штаты, надежно защищенные 3000-мильным простором Атлантики, впали в изоляционизм и приняли в 1935 году закон о нейтралитете, дабы избежать обязательств, которые способствовали вовлечению их в первую мировую войну. Англия тоже хотела бы остаться в стороне, но, будучи отделена от Европейского материка лишь Ла-Маншем шириною в 21 милю, не могла позволить себе роскошь оставаться безучастной в силу географической удаленности.

Терзаемая воспоминаниями о страданиях, перенесенных в годы первой мировой войны, Англия хотела удержать то, что имела, без кровопролития. «И левые и правые одинаково стремились к спокойной жизни», — писал в начале 30-х годов постоянный заместитель министра иностранных дел сэр Роберт Ванситтарт {7}. Высшие чиновники министерства иностранных дел и государственной гражданской службы образца 30-х годов, возможно, будучи в большей степени буржуа, чем их предшественники, были не меньшими идеалистами и романтиками.

В довикторианскую эпоху ведущие политики Англии были жесткими стратегами, недоверчивыми и подозрительными, готовыми ринуться в бой со шпагами и пистолетами, а то и с голыми руками. Когда один член парламента в разговоре с Черчиллем заметил, что Макдональду или Болдуину следовало бы последовать примеру Франклина Рузвельта, который сплачивал американцев своими радиобеседами «у камелька», Черчилль презрительно фыркнул: «От их тягомотины в камельке погас бы огонь» {8}.

Английские лидеры того поколения, будучи сторонниками политики консенсуса и людьми с глубокими религиозными чувствами, полагали, что власть Британии преуспевала, в частности, потому, что она основана на высокой морали. Их стратегия в период между мировыми войнами (заметное исключение составлял только Черчилль), похоже, основывалась на идее, что лучшим выходом чуть ли не из каждого трудного положения является компромисс. Этой благожелательной, но неверной посылкой Англия руководствовалась в своих отношениях с другими ведущими державами мира. Как отмечал Коррелли Барнетт, в ту пору «подход англичан к дипломатии весьма напоминал их подход к сексу, романтически отдаленный от огорчительно грубой биологической реальности».

За два с лишним столетия до этого Томас Гоббс верно подметил, что «договоры, не подкрепленные мечом, суть пустые слова». Однако после жестокой бойни первой мировой войны концепция применения силы стала восприниматься в Англии как нечто непопулярное, почти безнравственное. Англия не хотела перевооружаться, даже если бы это было ей по средствам. К 1935 году, когда Тэтчер минуло десять лет, военная мощь страны растаяла. Королевский военно-морской флот был слишком слаб, чтобы защищать английские интересы, все еще сохранявшиеся в разных уголках мира. Ограниченность военных возможностей в сочетании с национальным желанием сохранить мир и избежать кризиса побуждала Англию прибегать к политике умиротворения, откупаясь от потенциальных противников заключением пактов о ненападении вместо того, чтобы прибегнуть к силе.

Самым рьяным приверженцем политики умиротворения был Невилл Чемберлен, ставший премьер-министром в 1937 году. Последствия этой политики оказались губительными. Недооценив далеко идущие планы

Гитлера и надеясь нейтрализовать его, столкнув на Востоке со Сталиным, Чемберлен думал, что сумеет договориться с нацистским руководителем, но жестоко просчитался. После присоединения Гитлером Австрии в 1938 году Чемберлен полетел в Мюнхен, чтобы подписать соглашение, по которому Германия получала половину Чехословакии в обмен на обещание, что на этом нацисты остановятся. Английский аристократ, возглавлявший все еще огромную империю, униженно просил бывшего маляра и экс-капрала, чья страна была разгромлена каких-то двадцать лет назад, позволить Англии сохранять свое безмятежное спокойствие. Гитлер с ухмылкой заключил эту сделку, а Чемберлен, вернувшись домой, провозгласил: «По-моему, на наш век мир обеспечен». Это оказалось трагическим просчетом. Собравшаяся перед домом 10 на Даунинг-стрит толпа восторженно распевала: «Потому что он славный малый». Вскоре после этого Гитлер захватил оставшуюся часть Чехословакии и вторгся в Польшу. Заключенный Чемберленом договор оказался разорванным в клочья, и 3 сентября 1939 года Англия объявила Германии войну.

Маргарет Тэтчер была тогда школьницей, ей шел четырнадцатый год. По вечерам она засиживалась после уроков в бакалейной лавке отца на первом этаже, под квартирой, где жила их семья, слушая разговоры покупателей о войне. Постоянно строились догадки о том, когда вступит в войну Америка. Во время первой мировой войны Вудро Вильсон искренне старался сохранить нейтралитет. Но у Франклина Рузвельта, переизбранного в 1936 году значительным большинством голосов, не были связаны руки. Когда Англия отказалась от официальной правительственной политики умиротворения, Франклин Делано Рузвельт приветствовал этот шаг решительней всех.

После оккупации Нидерландов и Франции в 1940 году Чемберлен ушел в отставку, его сменил на посту премьера Уинстон Черчилль. Поддерживаемый горсткой парламентариев, Черчилль с самого начала противился политике умиротворения. Не в пример другим влиятельным англичанам, которые толпами устремлялись в середине 30-х годов в Берлин, чтобы познакомиться с Гитлером и с похвалой отозваться о нем (среди них были и Эдуард VIII, и бывший премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж), Черчилль один предостерегал страну от опасности многомиллиардной нацистской программы перевооружения. Но нет пророка в своем отечестве, и Черчилля заклеймили в ту пору как поджигателя войны. Он пророчески назвал акт одобрения парламентом Мюнхенского соглашения «полным и абсолютным поражением». Что до Чемберлена, то о нем Черчилль сказал: «В глубине этой высохшей души нет ничего, кроме жалкой капитуляции».

Но Черчилль превосходил своего предшественника не только в политической проницательности. Наделенный, быть может, большей личной харизмой, чем любой другой лидер в нашем столетии, Черчилль сплотил Британию, воспользовавшись своим исключительным даром красноречия. Принимая бразды правления в качестве лидера консерваторов и премьер-министра, он дал воодушевляющее обещание: «Я могу предложить вам только кровь, труд, слезы и пот. Какова, спрашиваете вы, наша политика? Я отвечу: воевать… изо всех сил, которые нам дал Бог. Вот какова наша политика».

Черчилль, кроме того, понимал, что войну невозможно выиграть без помощи Соединенных Штатов. Чемберлен, памятуя об экономическом вызове, брошенном Америкой Англии в 20-е годы, и о ее политическом изоляционизме 30-х годов, скептически относился к намерениям США и их союзническим обязательствам. «Во всех случаях будет лучше и безопасней, — сказал он однажды, — не ожидать от американцев ничего, кроме одних слов» {9}. Черчилль, напротив, был связан с Соединенными Штатами тесными личными узами. Он часто ездил в Америку, его мать, Дженни, была американкой. Личные отношения с Рузвельтом — несмотря на то, что между ними часто вспыхивали споры — стали примером теснейших связей между двумя главами правительств, связей, сыгравших чрезвычайно важную роль в истории. По сведениям, приведенным Дэвидом Димблби, в период с 1940 по 1945 год Черчилль писал Рузвельту в среднем раз в полтора дня. «Ни один возлюбленный, — говорил Черчилль впоследствии, — не изучил капризы своей любимой так как изучил я капризы президента Рузвельта» {10}.