Маргарет Тэтчер. Женщина у власти
Шрифт:
У нее была и чисто прагматическая причина возражать против принятия таких санкций. Английские капиталовложения в ЮАР составляли порядка 18 миллиардов долларов, а годовой товарооборот во взаимной торговле ЮАР и Англии — около 3 миллиардов. При таком объеме экономических связей в случае введения санкций Англия потеряла бы больше, чем любая другая страна, которая поддержала бы санкции {12}. Тэтчер глубоко возмущает положение, когда ее пытаются побудить к каким-то действиям те, кто в случае принятия таких действий сам не понесет серьезных издержек. Критика в ее адрес со стороны Австралии и Новой Зеландии отметалась примерно так же, как отгоняют надоедливых комаров. У Австралии, говорила Тэтчер, вложено в ЮАР лишь 120 миллионов долларов, а Новая Зеландия «вообще не потеряет ни пенса». Она была убеждена, что если Англия пойдет на введение экономических санкций, то другие — например, Япония — займут освободившееся
В июле 1986 года расхождения между королевой и премьер-министром выплеснулись на публику. В роли катализатора оказалась публикация в газете «Санди Таймс», в которой говорилось, что королева в частном порядке высказывает «обеспокоенность» в связи с некоторыми действиями премьер-министра, в частности, ее отказом ввести экономические санкции против ЮАР. В статье — которая, как оказалось, была основана на неофициальной информации, полученной от представителя Букингемского дворца по связям с прессой Майкла Ши, — утверждалось, что, по мнению королевы, положение вокруг этого вопроса может привести к распаду Содружества. В целом, писала газета, «королева считает подход премьер-министра (к этой проблеме. — Прим. перев.) непродуманным, конфронтационным и ведущим к расколу в обществе».
Как и следовало ожидать, из дворца последовало немедленное опровержение того, что подобные мысли могли бы быть высказаны кем бы то ни было от имени королевы. Вскоре после этого покинул свой пост Ши, в прочности положения которого ранее ни у кого не возникало сомнений. Но суть высказанного в статье заслуживала доверия, и вся английская пресса начала писать о «конституционном кризисе». Последнее не отвечало действительности. Ни одна из сторон не могла позволить разногласиям дойти до такого кризиса. На Даунинг-стрит статью в «Санди Таймс» назвали «абсолютной чепухой»; в королевском дворце высказались сдержаннее — что статья «не имеет под собой оснований». Сами королева и Тэтчер сказали и того меньше. Королева Елизавета никогда не дает интервью, а Тэтчер знает, как можно ничего не сказать. В ответ на соответствующий вопрос, заданный ей в парламенте, она сказала: «Я предложила бы следовать доброму примеру моих предшественников и не отвечать на вопросы, прямые или косвенные, касающиеся монарха». Подчеркнуто сдержанная интонация ответа отметала возможность новых вопросов.
Трудно было выбрать худшее время для этого инцидента. Королевская семья готовилась предстать всему миру в своем самом элегантном облике по случаю бракосочетания второго сына королевы принца Эндрю и Сары Фергюсон в Вестминстерском аббатстве. И когда на церемонии бракосочетания Тэтчер досталось — возможно, вполне непреднамеренно с чьей бы то ни было стороны, — место, обзор с которого был гораздо хуже, чем с того, которое досталось популярному певцу Элтону Джону, машина слухов заработала на полную мощность.
Тщательно припоминалось все прошлое, в том числе и конференция стран — членов Содружества в 1985 году в Насау, в центре которой стоял вопрос о мерах против режима апартеида. По телевизору было видно, как королева тепло приветствовала каждого из участников конференции. Но когда она дошла до Тэтчер, ее лицо застыло. Вспоминали и о другой демонстрации в адрес премьер-министра, когда королева лично вручала знаки почетного рыцарства рок-музыканту Бобу Гелдофу, собравшему многомиллионные пожертвования на помощь голодающим в Африке. По протоколу Гелдоф, по национальности ирландец, должен был бы получить эти знаки из рук министра иностранных дел. На другой процедуре такого рода королева, приветствуя вновь посвященных в рыцари, обменивалась краткими репликами с каждым из них. «А где вы служите?» — спросила она очередного награждаемого. «У мадам Тэтчер», — ответил тот. «А…», — сказала королева, сильно ударила его по плечам своим мечом и отпустила, не произнеся больше ни слова {13}.
1986 год оказался самым трудным для премьер-министра. Позднее вопросы Содружества и санкций отошли на задний план. В 1988 и 1989 годах Тэтчер нанесла успешные визиты в страны черной Африки. Она продолжала занимать жесткие позиции по вопросу о санкциях, но тем самым сэкономила Англии многие миллиарды и укрепила уважение к себе в Африке.
Отступала угроза единству Содружества, уходили в прошлое и размолвки с королевой. Когда ранней весной 1989 года прибывший с визитом в Лондон Горбачев пригласил королеву в Москву, она с удовольствием приняла это приглашение. Тэтчер улыбалась и говорила, что испытывает чувства «счастья и удовлетворения» в связи с этим приглашением со стороны советского руководителя. Королева, поездки которой расписаны на годы вперед, не могла воспользоваться им немедленно. Поэтому впереди было еще достаточно времени, чтобы королева и премьер-министр могли обсудить все его детали на своих традиционных встречах по вторникам, не говоря уж об уик-эндах в Белмореле. Последний из таких уик-эндов, сказала Тэтчер с подкупающей искренностью, был «просто великолепен».
Глава семнадцатая
ОППОЗИЦИЯ РАЗВАЛИВАЕТСЯ
Консерваторы просто провалили 1986 год. Он оказался самым скверным годом для Тэтчер за все время ее пребывания на посту премьер-министра. И приходится только поражаться, что лейбористы не смогли воспользоваться этими обстоятельствами и обеспечить себе отрыв от тори. На протяжении всего года правительство консерваторов находилось практически под непрерывным обстрелом: в связи с делом фирмы «Уэстленд», с крахом «Бритиш Лейланд», с бомбардировкой Ливии, из-за стычек премьер-министра с королевой. Правительство не могло похвастать хорошими новостями и в других вопросах. Экономика несколько приободрилась после фолклендской войны, но до полного ее оживления было еще далеко. Несколько улучшилось положение во внешней торговле. Был взят под контроль дефицит бюджета, начали возрастать капиталовложения. Но 3,3 миллиона англичан — рекордное для истории страны число — все еще оставались без работы. Цена на нефть постепенно снижалась, а это уменьшало поступления от ее добычи в Северном море. Курс доллара по сравнению с фунтом падал, что облегчало импорт в страну. Но безработица, утроившаяся по сравнению с моментом прихода Тэтчер к власти, казалась неразрешимой проблемой.
И по мере того как приближались выборы, которые почти наверняка должны были состояться в 1987 году, единственной хорошей вестью для премьер-министра был развал в лагере оппозиции. Против Тэтчер по-прежнему, как и в 1983 году, совместно выступали официальная оппозиция — лейбористская партия, и Альянс — политический союз либеральной и социал-демократической партий. Но разногласия между ними еще более затрудняли задачу устранения Тэтчер, которая выиграла каждые из двух предшествующих выборов со значительным большинством голосов. Кроме того, каждая из партий оппозиции была еще и внутренне расколота. Все это объективно работало на Тэтчер, которой в этот момент годилась любая возможная помощь.
Первым — правда, непреднамеренно — такую помощь оказал ей Альянс. Центристский и менее идеологичный, чем обе ведущие партии, Альянс либералов и социал-демократов был потенциально опасен для консерваторов тэтчеровского направления, но мог оттянуть часть голосов избирателей и от лейбористов. В начале 1986 года Альянс — «хорошая партия», как его называли, — получал при опросах общественного мнения до 30 процентов голосов. Но политические разногласия между «двумя Дэвидами» — лидером социал-демократической партии Дэвидом Оуэном и лидером либералов Дэвидом Стилом — привели к тому, что в дальнейшем этот показатель несколько снизился. Оба лидера, хорошие ораторы и опытные политики, отлично понимали, что поставлено на карту. Для того чтобы Альянс мог прочно занять место между консерваторами справа и лейбористами слева, им как его руко водителям следовало свести до минимума разногласия друг с другом. В противном случае Альянс был бы обречен. Стоило только двум ведущим партиям нащупать в нем внутренние разногласия, и Альянс был бы разорван на части. Ни либералы, ни социал-демократы не могли бы порознь обеспечить себе достаточную поддержку среди избирателей. Камнем преткновения для них оказывалась принятая в Англии система непропорционального представительства, при которой партия получает место в парламенте лишь в том случае, если она завоевала его в форме победы конкретного кандидата на выборах. Поэтому достаточно высокая общая поддержка, которая выявилась при опросах общественного мнения, не имела для Альянса практического значения, если бы не удалось трансформировать ее в персональные выигрыши при голосовании и в получение достаточного количества мест в парламенте.
Оуэн и Стил были странной парой. Профессиональный врач, отказавшийся от практики ради того, чтобы стать членом парламента, Оуэн, в 36 лет, поднявшись до поста министра иностранных дел, уходит затем из лейбористской партии. Его выход был в значительной мере вызван несогласием с той политикой в вопросе о ядерных вооружениях, которую проводила лейбористская партия под руководством Майкла Фута. Оуэн был убежден, что Англия не сможет надежно защитить себя, не опираясь при этом на ядерное оружие. Теперь эта позиция подталкивала его к столкновению со Стилом и с либералами, которые считали необходимым отказаться от поддержания небольшого ядерного арсенала страны. Оуэн делал все возможное, чтобы это расхождение во взглядах не привело бы к подрыву и без того непрочного единства Альянса.