Маргарет Тэтчер
Шрифт:
Однако же кое в чем Маргарет даже превосходила Старого Льва. Она прекрасно осознавала, что совершенно несведуща в военном деле, в то время как Уинстон Черчилль заваливал Генеральный штаб самыми фантастическими планами ведения боевых кампаний. У Маргарет же хватило мудрости оставить бразды правления армией и флотом в руках генералов и адмиралов. Ни в коем случае она не хотела вмешиваться в ход операций и кому-то мешать [152] . Она просила, чтобы всякий раз ей представляли все возможные варианты. Затем она принимала решение, а военные его выполняли. Адмирал Левин вспоминает, что «с точки зрения военных она была идеальным главнокомандующим».
152
В этом она была полной противоположностью Картеру, который во время провалившейся попытки освободить американских заложников в Тегеране все время отдавал приказы поверх голов военачальников.
Дело приняло серьезный оборот 22 апреля, после захвата (или освобождения) англичанами острова Южная Георгия. Кстати, это
Фрэнсис Пим вернулся с новым планом решения проблемы, предусматривавшим передачу островов во временное управление ООН. Он был дипломатом и делал свое дело. Но Маргарет не хотела приступать к осуществлению этого плана до тех пор, пока аргентинцы не уйдут с островов. Она полагала, что поступить так — значит дать вознаграждение за акт агрессии. Итак, предложение Пима было отвергнуто кабинетом министров. Правда, на чашу весов Маргарет бросила свою возможную отставку…
Ход событий убыстрился. 26 апреля Военный кабинет принял решение об установлении особой зоны (зоны, куда не должно было проникать никакое иностранное судно) в радиусе 200 миль вокруг Фолклендских островов как на море, так и в воздухе. Выступая в палате общин, Маргарет повысила тон: «Я должна уточнить, что наш экспедиционный корпус вскоре будет в виду Фолклендских островов. После принятия резолюции № 502 прошло три недели. Так как наш экспедиционный корпус попал в бури и ураганы, бушующие в этом регионе, то выбор военных действий ограничен». Вечером, выступая по телевидению, она вернулась к своим приоритетам, заговорив о возвращении «наших парней» домой по возможности целыми и невредимыми: «Я должна держать в уме интересы наших солдат. Я должна заботиться о их безопасности, их жизнях и сделать так, чтобы они с успехом выполнили свою миссию <…> с наименьшим риском…»
Новый порог был преодолен 2 мая, когда подводная лодка «Конкерор» («Победитель») потопила аргентинский крейсер «Генерал Бельграно» на границе 200-мильной зоны; 368 аргентинских моряков погибли. Противники Маргарет утверждают, что она разрешила военно-морскому флоту потопить аргентинский корабль ради срыва переговоров, вновь начавшихся благодаря усилиям Перу. Эта точка зрения не выдерживает пристального рассмотрения и анализа. Крейсер «Генерал Бельграно», вооруженный ракетами «Экзосет», шел по направлению к английскому кораблю «Инвинсибл». Его сопровождали два эсминца, которые, видимо, совершили маневр с тем, чтобы взять «Инвинсибл» в клещи. Таким образом, командующий экспедиционным корпусом адмирал Вудворд с полным на то основанием мог счесть, что его авианосцу грозит опасность. Что же касается большого числа жертв, то они стали следствием не какой-то невообразимой британской жестокости, а панического бегства двух эсминцев, чьи команды не пришли на помощь своим тонущим товарищам…
Увы, 4 мая пробил час реванша. Один из аргентинских самолетов, летевший на бреющем полете, сумел обмануть радары, к тому же чилийские ретрансляторы в тот момент были на ремонте. Большая черная птица неслышно скользила над волнами. Находясь в 25 километрах от цели (вероятно, от Порт-Стэнли), самолет атаковал английский корабль «Шеффилд». Корабль получил пробоину, 29 моряков погибли, заплатив своими жизнями за Фолкленды.
Теперь уже никто по-настоящему не верил в мирное решение вопроса. Однако 16 мая Великобритания предприняла последние усилия в области дипломатии. Действительно, отклики Гендерсона в ООН были не слишком доброжелательны: «Это начинает походить на недостойное нападение НАТО на бедную страну третьего мира, не входящую ни в один из блоков». Находясь в поместье «Чекерс», Маргарет подтвердила, что дает согласие на временное управление островами администрацией под эгидой ООН и на последующие переговоры по поводу статуса островов при условии ухода аргентинцев с Фолклендов. Связанный своими националистическими обещаниями, генерал Гальтиери даже не дал себе труда ответить. 20 мая в палате общин премьер-министр заявила, что «все усилия исчерпаны <…>, что на столе более нет никаких предложений <…>, что мы всегда желали мирного урегулирования, а не мирной капитуляции».
Адмиралу Вудворду был отдан приказ перейти к активным боевым действиям. Операции предстояли сложные и рискованные, так как британский флот обладал недостаточным прикрытием с воздуха: всего 40 самолетов «Си Харриер» против 160 аргентинских самолетов. Кроме того, Королевский военно-морской флот не располагал самолетами с радарными установками типа «Авакс», позволявшими засечь самолеты противника. Первая группа десантников высадилась в заливе Сан-Карлос, тогда как аргентинцы ожидали прямой атаки на Порт-Стэнли. «Фиэлис» («Бесстрашный») сумел подойти к берегу, начались высадка войск и выгрузка техники. Аргентинская авиация беспрестанно вела бомбардировку места высадки, но, к счастью, множество бомб было с дефектами и не взрывалось. Пилоты самолетов «Харриер» тоже совершали чудеса, в основном благодаря ракетам «Сайдвиндер» («Боковой удар»), поставленным американцами. К вечеру 22 мая над заливом Сан-Карлос уже вновь развевался «Юнион Джек». Четыре тысячи человек закрепились на острове. Благодаря густому туману аргентинская артиллерия не могла вести прицельный огонь, и английские войска смогли продвинуться вглубь суши. Но бои шли не без потерь. Несколько кораблей затонуло: фрегаты «Ардент» («Горячий») и «Антилопа», эсминец «Ковентри», транспортное судно «Атлантик конвейор». Самые трагические сцены разыгрывались в заливе Блаф Соу, где в транспортную баржу, битком набитую солдатами, попала зажигательная бомба. Пятьдесят один гвардеец из Уэльского гвардейского полка сгорел заживо на этой барже, названной в
В эти дни, когда за острова шли сражения, Маргарет практически не спала. Она постоянно ждала известий, но у нее хватало такта не бомбардировать Генеральный штаб бесконечными запросами новой информации. Она умела ждать. «Да, это и есть война: ждать, ждать и ждать…» — сказал ей однажды Деннис, вспомнивший Монте Кассино. Дочь Маргарет, Кэрол, пишет: «Я уверена, что она предпочла бы стрелять в Гуз-Грин, а не сидеть в доме 10 по Даунинг-стрит». И Кэрол права. Ждать было тем более мучительно, что Маргарет постоянно испытывала давление со стороны деятелей международного сообщества, предлагавших ей отдать приказ о замедлении продвижения войск. Рональд Рейган 31 мая предложил ей проявить «великодушие Уинстона Черчилля». Она ответила, что отказывается это сделать, «чтобы военный успех не превратился в дипломатическое фиаско». 5 июня сэр Парсонс воспользовался правом вето в Совете Безопасности ООН, чтобы избежать принятия резолюции, требующей немедленного прекращения огня. Попробовал вмешаться руководитель внешнеполитического ведомства Ватикана, но тщетно. Вдобавок ко всему Би-би-си тоже «приложила руку», постаравшись представить войну как бы с двух сторон. По Би-би-си передали интервью со вдовами аргентинских моряков, погибших на затонувшем «Генерале Бельграно». В передаче говорили об англичанах и аргентинцах, вместо того чтобы говорить о «наших» и «врагах», как было во время Второй мировой войны. На взгляд Маргарет, это было непростительной ошибкой телевидения страны, народ которой ведет войну. Что касается архиепископа Кентерберийского, то он без устали призывал всех молиться за аргентинцев, ставших жертвами конфликта. Да, такова уж его роль. Но Маргарет это действовало на нервы, она даже приходила в отчаяние. Если война начата, ее надо выигрывать, а не вести. И все должны быть вместе, все должны держаться позади знамени по стойке «смирно».
Капитуляция Порт-Стэнли стала, разумеется, личным триумфом Маргарет. Но это было еще и нечто большее. Это вызвало какой-то новый дух, вселившийся во всю Англию. Соединенное Королевство восставало из небытия. Когда 14 июня Маргарет вернулась на Даунинг-стрит, ее ожидала большая толпа, встретившая ее приветственными возгласами и пением «Правь, Британия». Именно о «духе» Фолклендов с жаром напоминает премьер-министр своим согражданам в речи, произнесенной 3 июля в Чэлтенхеме: «Мы перестали быть нацией, совершающей отступление. Мы обрели новую веру в себя, порожденную внутренними экономическими битвами и прошедшую суровые испытания в 12 тысячах километров отсюда <…>. И сегодня мы можем радоваться нашему успеху на Фолклендах и гордиться тем, что могут совершить десантники. Но мы это делаем не для того, чтобы подуть на затухающее пламя и вдохнуть жизнь в его последние дрожащие язычки… Мы радуемся тому, что Великобритания оживила тот дух, что заставлял ее воспламеняться на протяжении жизни многих предыдущих поколений и который сегодня загорелся тем же огнем. Страна вновь обрела себя в Южной Атлантике и будет продолжать восстанавливать силы, опираясь на одержанную победу».
Добавить к этому нечего. Вероятно, можно сказать о трех извлеченных уроках…
Первый состоял в том, что потребовалась замечательная, исключительная решимость, чтобы хорошо вести эту войну и выиграть ее. Даже при наличии компетентных генералов, отважного и дерзкого флота, отлично обученной авиации и способных к ведению боевых действий солдат всё было возможно. Если бы Буэнос-Айрес серьезно воспринял готовность англичан дать аргентинцам отпор, если бы отправил к месту столкновения свои элитные части вместо новобранцев, охваченных страхом и истерзанных холодом, события могли бы иметь совсем другой ход. Да, всё могло быть иначе: экспедиция могла закончиться громким фиаско или, по крайней мере, кровавой бойней.
Второй урок заключался в том, что Англия внезапно, как говорится, «одним ударом» вновь обрела статус мировой державы. Один советский генерал будто бы несколько лет спустя сказал Маргарет: «В тот день мы поняли, что никогда не сможем сбить с ног англичан».
Третий, быть может, самый спорный урок состоит в том, что народы питаются не одним только хлебом, перефразируя знаменитое высказывание: «Не хлебом единым…» И это истинная правда. С рациональной точки зрения Фолклендская война была чистым безумием. Двести шестьдесят пять человек погибли ради 1800 жителей и 600 тысяч овец. Война обошлась Англии в три миллиарда фунтов стерлингов. Журналист-недоброжелатель заметил, что, наверное, лучше было бы дать каждому островитянину по одному миллиону фунтов. С точки зрения рациональности, да! Но эта война имела иное значение; вероятно, здесь уместно вспомнить слова одного из героев «Гамлета» Шекспира, того самого капитана, что ведет своих солдат в Польшу: «Сказать по правде, мы идем отторгнуть местечко, не заметное ничем. Лишь званье что земля» [153] . Вероятно, честь — это было то самое лекарство, в котором Великобритания более всего нуждалась после трех лет обыденной жизни, когда она была низведена до уровня посредственностей. И с этой точки зрения те, кто пал в заливе Сан-Карлос, в заливе Гуз-Грин или у горы Маунт Тамблаун, умерли не зря.
153
Перевод Б. Пастернака. — Прим. пер.