Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
Но он не стал ничего говорить об этом кавалеру. Он поигрывал у себя на тарелке кончиком ножа с видом человека, который с интересом обдумывает все, что только что услышал, с намерением сделать для себя из этого полезные выводы.
Вскоре все поднялись из-за стола. Уже спустилась ночь. Это был тот приятный час, когда легкий ветерок слегка разгонял жар, что так и струился от земли, раскаленной дневным зноем.
Дюпарке пожелал доброй ночи гостю, который выразил намерение подняться к себе и лечь в постель. Сам же он имел привычку перед сном выходить во двор замка, чтобы подышать свежим ночным воздухом.
Не желая снова оставаться один на один с Мобре, Мари предложила:
— Я выйду с вами, Жак.
Генерал подождал ее. Она набросила на голову легкую шаль, взяла под руку мужа, и, попрощавшись с гостем, они вместе вышли во двор.
Луиза тем временем давала распоряжения убиравшим со стола рабам. Тем же был занят и Демарец.
Реджинальд де Мобре подошел поближе к девушке и, изображая полную невинность, обратился к ней по-английски:
— Я слышал, вы учите маленького Жака английскому. Думаю, вам приятно и самой, когда представляется случай поговорить на этом языке, не так ли?
Уши и лоб Луизы тут же, словно слоем пастельной пудры, покрылись нежным, розоватым румянцем.
— Я останусь в замке еще на пару дней. И намерен немного порисовать пейзажи в окрестностях. Не знаю почему, но из всех уголков мира, что доводилось мне посетить в моей жизни, ни один так глубоко не тронул моего сердца. А вы, мадемуазель, вы любите живопись?
— Ах!.. Да, разумеется… Порой я и сама забавы ради пытаюсь рисовать, но я так нуждаюсь в советах… А потом, у меня здесь даже нет необходимого, чтобы всерьез заниматься живописью…
— Подумать только! Это просто поразительно!.. Право, вы меня не на шутку заинтриговали своим признанием. И знаете, я готов дать вам полезные советы, которые сам получил некогда от самых прославленных живописцев. Кроме того, мы сможем с вами поговорить по-английски…
Он глянул на нее, на сей раз прямо в глаза, и она, уже доверившись ему даже больше, чем он мог надеяться, почти спокойно выдержала его взгляд. И даже одарила его лучезарной улыбкой.
Теперь он был спокоен, у него уже не осталось сомнений, что с болезненной застенчивостью Луизы можно справиться без особого труда. Он слишком хорошо знал женщин, чтобы не догадаться, что, как только мадемуазель де Франсийон удастся побороть робость, с нее тут же слетит и вся эта внешняя холодность. Уже и сейчас она выглядела куда менее бесстрастной и неприступной.
— Я хотел бы написать ваш портрет. У меня с собой мои пастели. Боже мой, клянусь честью, никогда еще не доводилось мне встречать создания с лицом, словно созданным для того, чтобы запечатлеть его пастельными цветами моих мелков! Вы ведь не откажетесь позировать мне, не так ли?
— Но я должна заниматься воспитанием маленького Жака, — возразила она.
Однако сразу было видно, как ей этого хочется, — грудь ее вздымалась, щеки зарделись румянцем. И Мобре сказал себе: лед, сковавший жилы этой очаровательной особы, растает при первой же решительной атаке.
Тем временем рабы, покончив с уборкой стола, покинули комнату, вслед за ними последовал и Демарец. Луиза с Реджинальдом остались одни, лицом к лицу, похоже, ни тот, ни другой не испытывая уже более никакого желания продолжить разговор. Мобре любовался Луизой, а та буквально пожирала его глазами.
— Полагаю, вы ведь не должны весь день сидеть с маленьким Жаком, — все-таки прервал молчание шотландец. — Не можете же вы целыми днями не выходить из дома… Вот и прекрасно, мы будем с вами гулять вместе! Вы сможете выбрать пейзажи по своему вкусу. Я дам вам кое-какие наставления, а потом вы попытаетесь писать сами, без моей помощи… Не сомневаюсь, если вы и вправду любите живопись, то быстро сделаете успехи…
У Луизы было такое чувство, будто впервые за всю ее жизнь кто-то по-настоящему обратил на нее внимание, проявил интерес к ее особе.
Она опустила голову, и это движение показалось Мобре знаком согласия.
Он взял ее руки в свои и вдруг почувствовал, что она так крепко впилась в них своими пальчиками, что невольно быстро заглянул ей в лицо. Оно выглядело очень взволнованным. И теперь уже было не розовым от смущения, а бледным как полотно, будто вся она была во власти какого-то внезапного недуга.
И все же она торопливо покинула комнату, даже не обернувшись назад. Мобре же подумал про себя, что не обманулся в своих догадках: может, Луиза и вправду была женщиной с холодной кровью, но явно из тех, кого ничего не стоит разогреть.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Шашни со служанкой
Реджинальд заметил, что пролистал уже страниц тридцать из книги, оказавшейся у него в руках, так и не дав себе труда поинтересоваться названием и не поняв ни строчки из того, что успел пробежать глазами. Он закрыл книгу и только тут машинально взглянул на обложку. Это оказался Макиавелли, «Расуждения о состоянии войны и мира». Он покачал головой.
«Странное чтиво, — подумал он про себя. — Интересно, кому здесь может принадлежать эта книга?»
Он снова открыл первую страницу и прочел выведенное каллиграфическим почерком имя: «Мари де Сент-Андре».
Теперь изумление его уже не знало предела. Он никак не мог представить себе Мари, эту страстную возлюбленную, читающей труд столь серьезный и к тому же, прямо сказать, изрядно унылый и наводящий тоску, особенно на хорошенькую женщину. Сам он, к примеру, заскучал довольно быстро, хоть это, казалось, и было бы как нельзя более подходящее чтиво для дипломата, коим он был или за кого, во всяком случае, тщился себя выдавать.
Он с шумом захлопнул том и рассмеялся, снова представив себе Мари, задумчиво склонившейся над этими страницами, ведь он видел в ней только пылкую, страстную любовницу, самозабвенно отдающуюся ласкам мужчины.
Потом подумал про себя, что час уже поздний и Жюли, должно быть, уже не придет. Покачал головой, будто коря себя за недогадливость: будто он не знал, что прислуга никогда не понимает полунамеков! Как мог он вообразить, будто эта служаночка, ничтожная, но, по счастью, вполне удачно сложенная, поймет, что он имел в виду, когда говорил ей, что всегда оставляет дверь незапертой, когда один у себя в комнате?