Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
— Но дорога была перекрыта караибами, мы были отрезаны, — ответил генерал. — Ему это было бы нелегко сделать.
— Перекрыта! Отрезаны! Черт побери! Да двух сотен солдат с мушкетами за глаза хватило бы, чтобы мигом ее расчистить!
Дюпарке пожал плечами. Он смотрел на вещи глазами человека военного, а вовсе не как Ив Лефор, слишком привыкший к схваткам, где побеждает дерзкая отвага и жестокость.
— Вот я, к примеру, — заметил флибустьер, — с парой десятков своих ягняток расчистил бы все окрестности замка вплоть до Якорного квартала, да так, что вы не увидали бы здесь ни одной разрисованной рожи, это уж я вам ручаюсь!
Жак с сомнением покачал головой, потом возразил:
— Когда три сотни дикарей затаились в траве или в кустах, невидимые глазу, их не так-то легко выманить и застать врасплох, уж можете мне поверить! Они изворотливы, как змеи, и выскальзывают у вас из рук, словно угри…
— Как бы там ни было, — снова взялся за свое капитан, — но на вашем месте, генерал, я бы не слишком доверял этому Мерри Рулу. Что-то не по нутру мне его физиономия! Да нет, — поспешил оговориться он, — сам знаю, мне ли не знать, что негоже судить людей по физиономиям, да только, сдается мне, этот ублюдок, помесь скандинава с англичанином, который корчит из себя француза и теперь еще майор колонии, уже достаточно показал, что ведет нечистую игру!
— Да полно вам! — воскликнул Дюпарке. — Помнится, вы же сами уверяли меня в его преданности.
— Так-то оно так, но теперь я уверен в этом куда меньше, чем тогда!
Мари прислушивалась к разговору двух мужчин. Она изо всех сил старалась скрыть охватившую ее тревогу и пыталась убедить себя, что, возможно, Ив просто-напросто поддался бессознательной антипатии и не имеет против Мерри Рула ничего, кроме неясных предубеждений, но так ли уж он не прав? И в самом деле, не кажутся ли странными многие поступки майора?
— Один человек! — снова взялся за свое Ив. — Хотя бы один-единственный человек! Черт побери, уж хоть один-то из шести или семи сотен солдат, что есть у вас там в форте, мог бы сюда пробраться! Нет, генерал, что касается меня, то я вздернул бы этого подлеца Рула на виселицу, пока он не натворил здесь в колонии бед еще похуже.
Но генерал явно не разделял этих суждений.
— Мой дорогой капитан, — возразил он, — видели бы вы, сколько их здесь было, этих дикарей! Да они просто кишмя кишели. Такое впечатление, будто это нашествие насекомых, а не людей, будто все окрестности замка заполонили какие-то букашки. Затаившись в кустах, вооруженные всем, что только существует у индейцев, да они истребили бы всех защитников Сен-Пьера даже прежде, чем те успели бы доставить мне хоть какое-нибудь донесение! Право, полно вам сердиться, — с улыбкой добавил он. — Лучше уж признайтесь, Лефор, что просто Мерри Рул был с вами не слишком-то любезен и теперь вы затаили на него обиду, вот и все! И поверьте, вы глубоко заблуждаетесь на его счет. Вот уже почти десять лет, как этот человек у меня на службе, и за все это время я не заметил с его стороны ни малейшей оплошности или злого умысла!
Генерал слегка повернулся и искоса, с лукавой усмешкой уставился на пирата. Казалось, ему в голову пришла какая-то мысль, которая безмерно его забавляет.
— А известно ли вам, капитан Лефор, — снова заговорил он, — что вообще-то Мерри Рулу следовало вздернуть вас на виселицу!
— Чего-чего? — не понял Ив.
— Да-да, то, что слышали, — по-прежнему беззвучно смеясь, с таким видом, будто задумал разыграть старого друга, подтвердил Жак. — Именно так оно и есть! Ведь у нас здесь флибустьеры объявлены вне закона. И любой флибустьер, который ступит ногою на этот остров, должен быть повешен именем короля!
— Но ведь у меня имеется патент на плавание, — теперь тоже с хохотом возразил моряк. — Патент по всей форме, за подписью самого командора де Пуэнси. Думается, он имеет такую же силу на всех французских островах, как и на Сен-Кристофе.
— Но ведь указом короля морской разбой и контрабанда находятся под строжайшим запретом… Вот так-то, мой дорогой капитан, теперь вы и сами видите, что именем закона можно вздернуть на виселицу и самых что ни на есть невинных людей! Может, именно на это вам и намекнул наш майор, вот потому-то вы так на него и разозлились, не так ли?
— Ничего подобного, — возразил Лефор, — да посмей он мне сказать хотя бы четверть того, что я только что услыхал от вас, шкура его уже давно сушилась бы на самой высокой мачте моего корабля! Ведь мне с моими молодцами хватило бы и пары часов, чтобы завладеть целиком всем этим островом, — то, что не удалось тысячам дикарей, нам раз плюнуть!
— Ну, это уж вы, право, хватили лишку, — усомнился генерал. — Ведь остров — это вам не корабль! И захватить город — совсем другое дело, чем, скажем, взять на абордаж какой-нибудь там фрегат!
— Вот именно! На корабле люди должны либо защищаться, либо бросаться в море на корм акулам. У горожан же есть выбор — они могут просто удрать! Вы еще не знаете, чем я собираюсь заняться, когда покину Мартинику!
Мари наклонилась к мужу.
— Господа, — проговорила она, — обед подан, извольте пройти к столу.
Силач тут же забыл о своих идеях и поднялся с места. И, даже не дав никому времени догадаться о своих намерениях, подхватил мощными руками генерала и легко понес его, словно это был не мужчина, а малое дитя. Потом бережно опустил на стул подле обеденного стола и как ни в чем не бывало направился к окну, чтобы глянуть, чем там занимаются его молодцы.
Расположившись во дворе замка, флибустьеры вперемежку с неграми играли в карты и разговаривали с ними, как равные с равными.
Заметив это, Мари удивилась:
— Подумать только! Ваши матросы развлекаются вместе с моими неграми?
— Ну и что тут такого? — заметил Ив. — Разве они не такие же люди, как и все прочие? Я вам больше скажу, как-то раз нам пришлось взять на борт одного английского торговца невольниками вместе со всем его живым товаром… И что бы вы думали, мои ягнятки потребовали выпустить на свободу всех негров, которых он погрузил к нам в трюмы! Надеюсь, пройдет немного времени, и здесь, в тропиках, свобода тоже перестанет быть в устах французов всего лишь пустым звуком…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Эскадра коммодора Пенна
Ив Лефор отчаялся переубедить генерала. В конце концов он понял, что — то ли по природной своей доброжелательности и снисходительности к людям, то ли из-за усталости и плохого самочувствия — Жак ни за что не согласится признать, будто Мерри Рул мог действовать в отношении его хоть с малейшим злым умыслом. А потому во время обеда избегал возвращаться к этой теме.
Он рассказывал о своих баталиях, описывал плавания, хвастался разнообразными достоинствами и храбростью своих молодцов. Дюпарке слушал все это с улыбкой, в которой слегка сквозила насмешка. Для него все эти повествования флибустьера были не более чем пустым хвастовством и фанфаронством. В глубине души он ничуть не верил, будто худо оснащенные посудины, на которых порой было не больше пары десятков морских разбойников, могли и вправду справиться с мощными военными кораблями, а между тем Ив вопреки всякому здравому смыслу как раз и утверждал, что это самое обычное дело, подвиг, о каком, не проходит и дня, рассказывают в Бас-Тере.