Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
— Вы только лишний раз причините мне ненужную боль, — возразила она. — Сомневаюсь, чтобы подобное лечение сразу поставило меня на ноги и позволило без труда передвигаться! Неужто вы и вправду верите, будто можно так быстро исцелить пострадавшую ступню?
— Дозвольте хотя бы попробовать…
Улыбнувшись его упрямству, она глянула ему прямо в глаза. И тут же вздрогнула. Снова, как и в день караибской оргии, он удивительно напомнил ей кавалера де Мобре. Она стала изучать его таким внимательным взглядом, что Жильбер удивленно спросил:
— Почему вы на меня так смотрите?
Она сразу словно стряхнула с себя воспоминания.
— Вам пора, Жильбер, — проговорила она. — Все уже в пути.
Он улыбнулся в ответ.
— Мои солдаты отлично знают дорогу в форт! Какого черта я должен спешить! Сейчас они вовсе не нуждаются в моих приказах… Дайте-ка мне вашу лодыжку, и я все-таки попытаюсь вас исцелить.
Она уселась на тумбу, а Жильбер, словно ища чего-то, оглянулся вокруг.
— Нет, пожалуй, здесь нам будет неудобно, — заявил он. — Пойдемте-ка лучше в дом. Там вы сможете, по крайней мере, прилечь на банкетке в гостиной.
— А если новый толчок? И замок окончательно обвалится? Что будет с нами?
Он бросил взгляд на Монтань-Пеле.
— Да нет, думаю, извержение уже позади, — заметил он. — Должно быть, Господь Бог понял, что в этих краях и без того уже не счесть горя и разрушений… Идемте же.
И, видя, что она все еще колеблется, решительно поднял ее на руки и понес к дому. Со своей ношей он миновал двери замка, где царила полная темнота.
— Надо бы зажечь свет, — заметила Мари, — но вам ни за что не отыскать огнива и не найти ощупью канделябра — если в этой комнате остался еще хоть один, не пострадавший от обвала.
— Что ж, попробую отыскать. Скажите мне, в какую сторону идти. Буду пробираться на ощупь…
— Лучше уж я сама…
— Ни за что на свете! С вашей-то больной ногой?! Чего доброго, споткнетесь или ударитесь обо что-нибудь, и тогда вам станет еще хуже…
Он помнил, где стояла банкетка, и, сразу направившись туда, с большой осторожностью, мягко опустил на нее Мари.
— А теперь скажите, где найти подсвечник и огниво.
— Должно быть, после таких потрясений все это теперь вовсе не там, где обычно. Попробуйте поискать на комоде в большой зале или в кабинете…
Он оставил ее и растворился во мраке, однако не успел сделать и десятка шагов, как вынужден был отказаться от своей затеи, успев многократно споткнуться не только о мебель, но и об обломки камней, скатившиеся сюда во время того страшного толчка.
— Похоже, нам придется расстаться с мыслью зажечь свет, — сдался он. — Здесь такой разгром, что если я и дальше буду упорствовать в своих поисках, то наверняка рискую сломать себе шею…
— Хорошо, позвольте, я попытаюсь это сделать сама, — снова предложила она.
— Ни в коем случае! — запротестовал он, на ощупь хватая ее за руку, пытаясь удержать на месте. — Если уж у меня ничего не получилось, то у вас и подавно… Дайте-ка мне лучше вашу вывихнутую ступню…
Он уселся, заняв оставшееся подле нее свободное место. Она устроилась полулежа, опершись на спинку банкетки, и скинула туфельку.
— Вам придется снять и чулок, — попросил он.
Однако она, не дожидаясь этого совета, уже и сама поспешила снять подвязку. Потом стянула вниз тонкий шелковый чулочек и, слегка вскрикнув от боли, сбросила его на пол.
— Вот увидите, — заметила она, — к тому времени, когда я захочу снова обуться, ступня так распухнет, что мне уже ни за что не удастся втиснуть ее в туфельку. И вот тогда я совсем не смогу передвигаться.
Но он ее даже не слушал. Бережно взял в руки маленькую ступню. Под прикосновениями прохладных пальцев она, казалось, горела, точно в огне.
Потом спросил:
— Вам больно? Я причиняю боль?
Он действовал так мягко, так ласково, прикасался к ней с такой нежной осторожностью, что ей не оставалось ничего другого, кроме как ответить:
— Вовсе нет… Если бы вы причиняли мне боль, я бы уже давно не сдержала стона!..
Он стал нажимать чуть посильнее и почувствовал, как она вся напряглась от боли, однако ни единого звука не сорвалось с уст молодой женщины. Не торопясь, он продолжал массировать ступню, проводя большими пальцами по всем округлостям ступни и чувствуя под ними истерзанные, распухшие сосуды.
Она не произносила ни слова. Мало-помалу она уже стала привыкать к этой боли, которую он причинял ей и которая становилась все сильней и сильней. Она уже притерпелась к ней и даже стала находить в ней какое-то наслаждение, ведь стоило ему перестать, страдания становились еще острее и нестерпимей.
Поначалу прикосновение холодных пальцев заставило ее вздрогнуть, теперь же ладони Жильбера уже нагрелись от ее собственного тела и сами сообщали ей нежное тепло, которое, поднимаясь по ноге, заполняло ее всю целиком. И вот настал момент, когда боль отступила, превратившись в ощущение райского блаженства. Можно было подумать, будто ему удалось как-то усыпить всю эту истерзанную болью лодыжку, заворожить и успокоить поврежденную плоть — и она расслабилась, бессознательно стремясь наконец в полной мере насладиться тем безмятежным покоем, какой принесли ей эти нежные, заботливые руки.
Вместе с тем она прекрасно знала свою натуру, знала, как опасно для нее, когда мужчина так ласково гладит ее по коже. Ей ли не догадываться, как волнует ее плоть малейшее прикосновение мужской руки, однако Жильбер настолько заставил ее забыть о страданиях, настолько вырвал из этого унизительного состояния непрерывной, незаслуженной боли, что она тотчас закричала бы, снова призывая его к себе, отойди он от нее хоть на мгновенье.
Молодой человек слышал вздохи Мари, ее дыхание, которое с каждой минутой становилось все быстрее и прерывистей. Впрочем, и сам он тоже отнюдь не остался безучастным к тому нежному теплу, которое передалось ему от прикосновений к ее телу, однако, если и был тронут до глубины души, изо всех сил старался даже не подавать виду.