Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
— Эй, вы, назад! — снова заорал тот. — Назад, или я прирежу вас собственными руками…
Легким движением Байардель развернулся. Одновременно рука его поднялась, и крепко сжатым кулаком он с такой силой поддал незнакомцу в челюсть, что тот сперва взлетел, будто собравшись вознестись к небесам, а потом безжизненной массой рухнул к ногам богатыря.
— Так, а теперь, милые дамы, не теряйте попусту времени! — обратился он к ним. — Пойдите-ка быстренько и найдите себе какую-нибудь одежду. Я не советовал бы вам разгуливать по улицам Сен-Пьера в таких легких нарядах, особенно нынешней ночью!
Потом
К тому времени в третий раз прибыла груженная доверху карета.
Бочки грудой лежали вдоль мостовой. Байардель выкатил парочку на проезжую часть улицы, прямо посредине, ухмыльнувшись при мысли, что, возможно, негры в спешке не увидят преграды, споткнутся и рухнут друг на друга даже прежде, чем отведают приготовленного угощения!
Потом снова вернулся к Лагаренну и заметил:
— Послушайте, дружище, похоже, нам здесь больше делать нечего… Пошли отсюда, да побыстрей. Теперь остается только ждать, пока моя идейка принесет зрелые плоды.
Лицо его озарила коварная, насмешливая улыбка. Потом, с минуту помолчав, он добавил:
— И знаете, чем мы сейчас займемся? Вернемся в крепость и прикажем солдатам плести кнуты! Да-да, много-много кнутов! Завтра они нам очень пригодятся, чтобы привести в чувство это стадо подонков! Кнуты и веревки, чтобы покрепче связать самых опасных и непокорных!
Первые лучи занимавшегося дня осветили картину душераздирающей скорби. Из всех уголков крепости неслись крики, стоны, печальные вздохи и жалобные причитания. По двору без конца сновали солдаты, вдвоем таща огромные котлы с дымящейся жидкостью, источающей какой-то горький аромат. Это был кофе, его раздавали всем беженцам, нашедшим приют в казармах и в парадной зале. Все имевшиеся койки были уже заняты, а поскольку их оказалось недостаточно, чтобы уложить беженцев, во многих комнатах прямо на полу разбросали сухую траву и жом сахарного тростника — этим ложем приходилось довольствоваться тем, кому не хватило походных коек.
Было много пострадавших. Возле них неотлучно дежурили лекари Кене с Патеном. Некоторые, кто мог, ухаживали друг за другом. Все мази, которые имелись в крепости, были уже использованы для врачевания ожогов, ибо именно ожоги больше всего донимали пострадавших.
Остаток ночи отряды Байарделя и Лагаренна, выполняя приказ командира береговой охраны, провели за плетением кнутов и веревок. Теперь настало время раздавать их солдатам. Только что вернувшиеся из Якорного квартала лазутчики доложили, что затея Байарделя сработала на славу. Солдаты оставляли в крепости мушкеты, каждый вооружался лишь парой пистолетов, взяв в руки по кнуту и в несколько раз обмотав вокруг пояса по куску прочной веревки. Пистолеты, скорее всего, могли послужить им вместо дубины, ибо казалось весьма маловероятным, чтобы возникла нужда стрелять в рабов, сраженных наповал гремучей смесью рома с порохом.
Прежде чем покинуть форт, Байардель зашел узнать, как чувствует себя семейство генерала. В их распоряжение была выделена одна из огромных комнат крепости. Дети под неусыпным присмотром мадемуазель де Франсийон еще спали, а две негритянки всю ночь напролет причитали и молились
Он узнал, что мадам Дюпарке, несмотря на боли в вывихнутой лодыжке, все-таки нашла в себе силы покинуть Замок На Горе и добраться до форта — благодаря юному Жильберу д’Отремону, который доставил ее, усадив сзади на свою лошадь. Она уже многократно интересовалась новостями о своем супруге, но никто не смог сообщить ей никаких сведений ни о том, где находится генерал, ни о том, что с ним приключилось.
Байардель тоже, в свою очередь, попытался хоть что-нибудь разузнать о Жаке Дюпарке. Но тщетно: никто его не видел и никто не знал, где он.
С этой минуты судьба генерала стала не на шутку его беспокоить. Он принял решение послать на поиски солдат, однако обыскивать город прежде, чем тот будет очищен от взбунтовавшихся негров, казалось делом весьма нелегким — ведь не исключено, что некоторые из них еще могли держаться на ногах и представляли немалую опасность.
Так что в первую очередь надо было очистить улицы Сен-Пьера от всех опасных и подозрительных типов. А потому Байардель, ни минуты не медля, отдал соответствующие приказы и самолично встал во главе отряда вооруженных кнутами солдат.
Уже наступил день. Над развалинами курились облака дыма. Отдельные кварталы были полностью разрушены, и капитан подумал, что ущерб, нанесенный городу, еще страшнее, чем можно было представить себе ночью.
Хижины, лачуги, дома, пакгаузы, амбары, интендантские склады, бараки и иные постройки — все исчезло, все было стерто с лица земли. От них остались лишь обугленные развалины. На их месте теперь возвышались остатки шатких, почерневших стен и дымящиеся балки, в которых все еще то и дело потрескивал не унимавшийся огонь. Лишь редкие дома избежали пламени. На опустевших улицах они торчали, словно чудом уцелевшие зубы из десен старого, шамкающего рта.
Негры так и не продвинулись дальше Якорного квартала, за исключением немногих, которые при встрече безропотно сдавались в руки солдат, не оказывая ни малейшего сопротивления. С блуждающими взглядами, ничего не соображая, они были окончательно сломлены. Им ведь никогда еще не доводилось ступать по улицам Сен-Пьера, и они были даже не в состоянии указать направление, откуда пришли. Представшее их взору зрелище немыслимых разрушений столкнуло их лицом к лицу с реальностью, о которой в своем безумном стремлении к свободе они, возможно, даже не подозревали, и теперь, оказавшись поодиночке, оторванные от своих, они были насмерть перепуганы, предчувствуя суровое наказание, ожидавшее их впереди.
Как только отряд перешел границу, отмеченную складами индиговых мастерских, безжалостно заработали кнуты. Со всех сторон раздались крики — в основном это были яростные крики солдат, которые без всякой жалости хлестали безжизненные тела любого черного мерзавца, который попадался им на пути, мертвецки пьяного, неспособного даже пошевелиться, чтобы хоть как-то защититься от ударов. Тех же, кто пытался удрать — потому что был меньше пьян или просто смог быстрее остальных прийти в себя, ловили и били до тех пор, пока они не начинали истекать кровью. Потом их тут же хватали и, надев наручники, цепями приковывали друг к другу.