Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
— Да, я так и думал. Вызвался быть у него крестным отцом. И теперь мне надо непременно съездить в Карбе!
— Нет, Жак, никуда вы не поедете! — возмутилась Мари. — Это просто безумие! В таком состоянии? С вашей раной? И с этой лихорадкой? Это может стоить вам жизни! Подумайте, наконец, о своих собственных детях, у них ведь нет такого крестного отца, как вы!
— И все-таки ничего не поделаешь, мне придется ехать, — спокойным, уверенным голосом возразил Жак. — Поверьте, это необходимо. Вон уже сколько времени я не появлялся на людях. Кончится тем, что жители Мартиники
— Отлично! — обрадовался сержант. — В таком случае, я незамедлительно возвращаюсь в Карбе и передам капитану, что послезавтра вы будете у него… Он уже и так слишком долго откладывал крестины своего маленького Жака!
— Нет-нет! — испугалась Мари. — Не спешите, ничего еще не решено! Вы же сами видите, генерал не в состоянии сделать и шага! Так что он никак не сможет добраться до Карбе!
— Черт побери! Да я скорей прикажу привязать себя к своей лошади, чем откажусь от поездки на эти крестины! К тому же у меня в Карбе есть и кое-какие другие дела, их надо уладить! Похоже, у вас там неспокойно, не так ли, сержант?
— Гм-гм… — смущенно покашлял тот. — Есть у нас один тип, Бурле, о котором в последнее время ходит немало толков. Если бы капитан Летибудуа де Лавалле, который часто прислушивается к моим словам, когда речь идет о всяких мелких делах, последовал бы моему совету и на сей раз, то уже давным-давно засадил бы этого проходимца за решетку или отправил на Сен-Кристоф! Видит Бог, ему здесь не место!
Генерал обернулся к Мари.
— Теперь вы и сами видите, мне непременно надо побывать в Карбе! Дружочек мой, мне и вправду порой кажется, будто меня уже давно считают мертвецом. Находятся негодяи, которые пользуются этим, чтобы посеять смуту, подстрекают к мятежу население острова, на чью долю и так выпали жестокие испытания. Меня считают умершим или, во всяком случае, таким немощным, что надеются без единого выстрела занять мое место! А этого я не допущу! И потому, чего бы мне это ни стоило, непременно поеду в Карбе, и вы, дорогая Мари, отправитесь туда вместе со мною…
Мари тяжело, горестно вздохнула. Она понимала, в доводах генерала есть большая доля истины. Он прав, размышляла она, ведь и ей самой приходилось слышать о том, что среди колонистов нарастает сильное недовольство, готовится мятеж, и не только в Карбе, но в Макубе и Ламантене. А ничего проще, чем взбаламутить умы теперь, после всех потрясений, особенно в период лишений, от которых страдало все население острова.
И в конце концов она вынуждена была согласиться.
— Что ж, сударь, — тихо обратилась она к сержанту, — в таком случае, передайте своему капитану, мы будем у него на крестинах маленького Жака. Да поможет Господь генералу найти в себе силы, чтобы добраться туда живым и невредимым…
Сержант поднялся, почтительно попрощался со всеми и вышел.
— Поверьте, Мари, — заметил после его ухода генерал, — у меня такое чувство, что эта поездка пойдет мне на пользу. Знаете, нужно сменить обстановку, мне так не хватает воздуха, движения…
— По-моему, мой бедный друг, вы не вполне отдаете себе отчет, какой жестокий удар нанесли
Два дня спустя, поутру, неимоверным усилием воли генералу Дюпарке все-таки удалось забраться в седло.
Нога все еще болела, доставляя массу страданий, однако, должно быть, Господь все-таки услышал молитвы Мари, ибо рана наконец-то затянулась тонкой кожицей. Она больше не гноилась, не кровоточила. Исцеление было не за горами.
Единственное, что страшило Мари, — это как бы из-за неосторожности Жака рана не открылась снова, непоправимо ухудшив общее состояние генерала.
Она ведь не могла не замечать, как похудел он в последнее время, как бледен и как мало у него сил. И одной силы воли здесь было недостаточно. Он с большим трудом держался в седле, дрожал всем телом и, едва ступив на дорогу, ведущую в сторону Сен-Пьера, почувствовал, как на лбу выступил холодный пот.
Мари не сказала ни слова — ей ли было не знать, что теперь уже никакими доводами не удастся уговорить его повернуть назад.
Однако не прошло и часа, как Жак пересилил слабость и уже скакал вдоль морского берега по дороге, ведущей к Карбе…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Крестины
Когда Жак с Мари добрались до окрестностей Карбе, все море вокруг города пестрело целой флотилией рыбацких лодок. Море выглядело спокойным как никогда. Над лодками кружило множество чаек, которые описывали в воздухе широкие круги, а потом снова возвращались на землю. Фаэтоны с длинными желтыми клювами сновали взад-вперед, то касаясь крыльями волн, то снова спеша в свои гнезда, выдолбленные в белой круче под раскаленными лучами солнца на прибрежном обрыве.
Жак остановил лошадь, чтобы немного полюбоваться этим уголком Мартиники, который был особенно дорог его сердцу. Мари тоже подъехала поближе, и долго они вдвоем, не обменявшись ни единым словом, наслаждались безмятежным покоем, которого не нарушал ни малейший шум.
У ног их толпились небольшие рыбацкие домишки из пальмовых веток, и перед каждой дверью под плетенным из листьев навесом горел костер, на котором коптили рыбу или мясо. Словно символ возрождающейся из пепла колонии. Эта часть побережья, так жестоко пострадавшая от бедствия, казалось, залечивала раны и пыталась забыть о выпавших на ее долю испытаниях.
— Вот увидите, — проговорил Жак, пришпорив каблуком коня, — тех, кто живет на этом острове, еще ждут прекрасные дни!
От волнения голос его слегка задрожал, он был явно растроган. И Мари поняла, эта мирная картина возвращала генералу уверенность в себе.
«Кто знает, — подумалось ей, — а может, он был прав, когда говорил, что ему надо сменить обстановку. Даже одно это зрелище занятых повседневным трудом колонистов способно вдохнуть в него новые силы».
Она пришпорила свою лошадь, которая послушно пошла следом за сидящим в седле спутником.