Мари Галант. Книга 2
Шрифт:
– Его высокопреосвященство, – пояснил Сен-Нектер, – хотел, как мне показалось, видеть немедленно, но у него была назначена встреча с чрезвычайным послом Голландии. Однако я не сомневаюсь, что он сократит время беседы. Во всяком случае, он заставил меня дать слово, что я никуда вас не отпущу! – Он рассмеялся: – Считайте, что вы мой пленник.
Ив огляделся:
– Хм! По крайней мере, здесь лучше, чем в тюрьме, которой мне грозил некий Мерри Рулз из Сен-Пьера на Мартинике.
– Что за Мерри Рулз? – спросил мушкетер. Флибустьер открыл было рот, чтобы ответить, в красках описав вице-губернатора острова, когда дверь в кабинет распахнулась и гвардеец назвал его:
– Капитан Ив Лефор!
Ив вскочил с дивана как ужаленный. Сен-Нектер поднялся вслед за ним и взял его за руки:
– Удачи, капитан! Сегодня вечером вы найдете меня в зале для охраны, внизу, и расскажете, как прошла встреча.
Флибустьер кивнул и уверенно зашагал к кабинету.
Кардинал в пурпурном одеянии сидел сбоку от бескрайнего стола, отделанного позолотой в углах и по краям. Голову его высокопреосвященства прикрывала небольшая круглая шапочка без полей, на коленях он держал серую обезьянку и скармливал ей крошки от пирога.
Позади него на перекладине сидела обезьяна покрупнее в платье фрейлины; животное смешно жеманничало, то и дело проводя черными сухими лапками по голой мордочке.
В углу на изящном столике дымилась курильница. Время от времени лакей подходил и бросал в нее ароматические свечки с амброй и жасмином.
Лефор испытывал все большее смущение. Комната благоухала тысячью ароматов. Ив заметил, что кардинал, как и его обезьянки, был надушен с головы до ног. Ходили слухи, что его высокопреосвященство заказывал у итальянских монахинь масла, румяна, душистые кремы. Кстати, испанские перчатки прелата, лежавшие неподалеку от него на столе, благоухали мускусом.
Когда Ив осмелел и заглянул кардиналу в лицо, то убедился, что длинные черные усы его высокопреосвященства с подкрученными вверх концами приклеены к щекам при помощи желатина, введенного в обиход Филиппом IV. Кардинал был в лентах и кружевах, что вызывало кривотолки, так как его высокопреосвященство обвиняли в том, что он живет в роскоши, и многие презирали этого принца церкви, нежного, надушенного, окружавшего себя не только животными, отвратительными на взгляд посетителей, но и клоунами, певцами, танцовщиками и комедиантами.
Его высокопреосвященство любил пожить на широкую ногу, с большим вкусом, что во Франции еще не было принято, тогда как коновалы и «судейские крючки» из Марэ или с площади Мобер полагали, что предаются разгулу, когда в хорошую погоду по воскресеньям всего-навсего отправлялись на старых клячах в свои сюренские или баньолетские сады подобрать остатки смородины или собрать вишню.
Внушительных размеров книжный шкаф украшал кабинет, многие вещицы в нем указывали на то, что кардинал большой любитель и знаток хороших книг, статуй, картин, всякого рода произведений искусства. В период Фронды его звали «человек с библиотекой», потом – «строитель конюшен», поскольку, как и король, его высокопреосвященство питал страсть к лошадям.
Лефору бросилось в глаза богатство, позволявшее злым языкам поносить его высокопреосвященство: его дворец, уменьшенная копия дворца Тубеф, был превращен в настоящий музей, чего не могли простить кардиналу члены парламента; повсюду статуи и мраморные безделушки, получившие от притворно-скромных янсенистов прозвище «бесстыдной наготы», – ханжи особенно напирали на то, что эта античность обошлась более чем в две тысячи экю. Существовали кабинеты черного дерева, мраморные столы, высеченные в форме птиц или украшенные драгоценными камнями и золотом. Но на фоне всего этого богатства Ив видел лишь человека в красном, игравшего с обезьянкой!
– Капитан Лефор! – произнес пронзительный голос с сильным неаполитанским акцентом. – С тех пор как вы в Париже, все только о вас и говорят.
Ив выпрямился, но не нашелся что ответить.
Кардинал улыбнулся. Ив не мог понять, чего в его улыбке больше: доброжелательности или скрытой угрозы. Его высокопреосвященство продолжал:
– Вы убили и ранили уже восьмерых. Это многовато! А прибыли вы в наш славный город Париж только вчера вечером, насколько мне известно. Бог мой! Как вы скоры! Неужели все такие на островах, откуда вы явились, капитан?
– Ваше высокопреосвященство… – залепетал флибустьер.
Мазарини махнул рукой: – Довольно, сударь…
Ив почувствовал, что стал таким же красным, как мантия кардинала. Он явился за поздравлениями, за благодарностью, а его отчитывают. Это он ненавидел больше всего на свете. Ясно, что перед человеком, прославившимся своими добродетелями, Лефор держался деликатно и почтительно, а когда и по отношению к нему проявляли доброту, становился угодливым и раболепным; но не дай Бог кому-нибудь его задеть: он мгновенно вспыхивал и загорался жаждой мщения. Вот и теперь Лефор так и вскипел. Он сделал шаг назад.
– Королевский судья по уголовным делам Жак Тардье рассказал мне, как вы проводили время в Париже, – продолжал кардинал, он поднялся и не спеша принялся расхаживать по огромному кабинету.
Когда тот проходил рядом с Ивом, он почувствовал, как от мантии пахнуло духами. Кардинал напоминал ему женщину из высшего общества Сен-Пьера, гордячку и ломаку, которая на манер тропических цветов источает разнообразные запахи, стараясь уберечься таким образом от жары. Но зимой кардиналу ни к чему было прибегать к тем же средствам.
Проходя рядом с флибустьером, его высокопреосвященство неодобрительно покачал головой и поморщился:
– О Боже, капитан! Чем от вас пахнет!
– Табаком! – отрапортовал Ив. – Его выращивают на холмах Сент-Кристофера, ваше высокопреосвященство, и я привез с собой не меньше трех фунтов…
Кардинал снова покачал головой и вернулся к столу.
Он вздохнул, после чего произнес:
– До чего странные эти военные! Самые храбрые мои мушкетеры похожи на вас, капитан: курят эту отраву! Почему только мужчины так поступают?