Мариам. Талант соединенный с мужеством
Шрифт:
Показательно высказывание подполковника Русской армии В.С. Нурова: «Я шёл в бой за дело, которое было мне совершенно чуждо. Был тем более далёк от того, чтобы считать горцев своими врагами. И всегда восторгался их героическим сопротивлением».
Эти идеи отчётливо прослеживаются в произведениях великих живописцев и просветителей – Добролюбова, Чернышевского, Рубо, Верещагина, Репина, Айвазовского, Гагарина, других менее известных, но не менее тонких наблюдателей кавказской жизни девятнадцатого столетия.
Феномен Мариам
Владимир Дегоев, профессор МГИМО
Дело было в 1994 году в Стэнфордском университете (США). Шёл как-то вдоль бесконечных библиотечных стеллажей. Совершенно случайно взгляд выхватил из огромного числа книг корешок с надписью: «Мариам Ибрагимова. Имам Шамиль». Несколько опешил от неожиданности. К тому времени я уже давно работал над темой Кавказской войны и знал, что биографических книг о Шамиле можно пересчитать по пальцам одной руки.
Вскоре увесистая стопка ксерокопий (601 страница, как сейчас помню) была у меня в руках. Хотел было отложить чтение до возвращения в Россию: в заграничных научных командировках каждый час на вес золота. Но любопытство превозмогло – всё же не каждый день появляются книги с таким сюжетом. Не терпелось узнать. Нет, не о Шамиле, о котором я имел неплохое представление, а о писателе, дерзнувшем исследовать этот сложнейший образ художественными средствами.
Прочёл роман на одном дыхании. И открыл для себя самобытного мастера литературной живописи – Мариам Ибрагимову, а благодаря её таланту – «другого» Шамиля. Я признателен этой удивительной женщине за то, что глубже понял – как много может дать художник историку.
Судьба имама Шамиля
К Афанасьев 13 июля 1994 г.
Лет пятнадцать назад мне повезло познакомиться с интереснейшей женщиной. Она работала врачом в одном из привилегированных кислободских санаториев.
Звали её Мариам Ибрагимова. Кроме своей основной медицинской деятельности, она была прекрасным писателем и написала около десятка поэтических сборников и книг. Очень хорошо рисовала.
Её дом в центре города стоял над горным потоком. Он был сделан так, что сохранил все характерные особенности горной сакли.
Всё здесь говорило о высокой духовной сущности живущего. Старые текинские ковры с выцветшими красками, помнящие времена Печорина, старинное серебряное оружие, несколько картин, написанных самой хозяйкой, старинные фотографии.
Попадая в этот дом, можно было поверить, что машина времени – это не выдумка фантастов. И если бы не современная видеотехника, библиотека, то можно было бы подумать, что тебя забросило в горный аул.
На одной из фотографий запечатлены высокий горец и русская красивая девушка. Только истории этой фотографии хватило бы на интересный роман.
Это родители Мариам – Ибрагим и Прасковья. Они встретились в Ейске в начале прошлого века. Прасковья затем превратилась в Патимат, приняла ислам, прожила с Ибрагимом всю жизнь, соединённую любовью.
Её бабушка, Елена Васильевна, урождённая Пущина. Так что Мариам по материнской линии приходилась правнучкой Василию Пущину, другу Пушкина, декабристу. Вот как Кавказ неожиданно переплетал и переплетает человеческие судьбы!
Конец ознакомительного фрагмента.