Мариам. Талант соединенный с мужеством
Шрифт:
Желание написать книгу о Шамиле пришло внезапно и с годами не угасло.
Легендарный образ свободолюбивого узденя по-прежнему жил в душе.
Она видела перед собой то насупленное, то охваченное страстью лицо Шамиля, слышала храп коней и звон клинков в смертельном сражении под Ахульго, яростные крики «Яллах!» и свет пушечных ядер.
В пятнадцать лет (ещё до войны!), учась в медицинском техникуме, прочла «Овод», и это обстоятельство в дальнейшем во многом предопределило её отношение к Шамилю. Поначалу она даже отождествляла этих двух, таких непохожих, борцов за свободу и справедливость.
Но всегда ли был справедлив Шамиль? На этот вопрос будущей писательнице ещё предстояло ответить.
И началось хождение по архивам, историческим музеям, библиотекам Махачкалы, Пятигорска, Ессентуков, Кисловодска. Сняв медицинский халат, спешила как на праздник в библиотеку, засиживалась допоздна, а если иногда милостиво оставляли ключ, то и до утренней зари.
Полувековая Кавказская война, борьба кавказских племён с регулярными войсками царского самодержавия во все времена привлекала внимание историков, самый широкий круг лиц.
Эпизоды боевых действий, жизнеописания их участников, героизм горцев, героизм русских солдат, сочувствие и к тем, и к другим нашли своё отражение и в произведениях русских классиков, и в военноисторическом повествовании, и в мемуарах.
Мариам перечитала множество такой литературы.
«Сказание очевидца Шамиля»
Гаджи-Али, занимавшего при Шамиле должность секретаря. «Хроника» Мухаммеда Тахира аль-Карахи, дневники Руновского, материалы, опубликованные в кавказских календарях, в газете «Кавказ», в сборниках сведений о Кавказе, в Актах кавказской археографической комиссии, актовые источники, архивные документы, мемуарная литература…
Я иду по улочкам Кисловодска и читаю на старинных зданиях надписи: «Здесь во время войны располагался эвакогоспиталь…»
Много таких зданий…
А вот и дом Мариам Ибрагимовой. Вернее – часть дома. Гостеприимство хозяйки, царящие здесь тепло, покой и уют заставляют оставить за порогом суетность.
Одна из комнат – гостиная, именуемая саклей, нависает над пенистым горным потоком, что бьётся в узкой теснине. Два рукава, Берёзовки и Ольховки, сливаясь здесь, мчатся дальше, дальше, к прекрасному, необъятному парку с хрустальными родниками и чарующим пением птиц по вечерам…
Вхожу в саклю…
Окно открыто…
С детства помнится из записок Печорина, что…
…воздух тут чист и свеж, как поцелуй ребёнка.
Но чудо – заученный школьный штамп-фраза помимо воли приходит на ум в первозданном своём значении. Я глубоко вдыхаю прозрачный свежий воздух – эту диковинную благодать в наш век напористой цивилизации.
Всё, что находится в сакле-гостиной, вошло неизгладимо и прочно в духовную сущность живущего здесь человека.
Вот на стене – небольшой текинский коврик с кистями по бокам. Возможно, он потерял первоначальные краски, потускнел, возможно, чуть побит молью, но – боже мой! – как повеяло от него древней стариной, какой же чудодейственной силой в один момент он перенёс меня в то далёкое, невозвратное время – время Лермонтова, Пушкина, Грибоедова.
И всего лишь небольшой коврик. Но ему сто пятьдесят лет… А вот картины, писанные маслом. Горные пейзажи, женский портрет, а это?..
В ослепительно-белом наряде из кисеи и кружев молодая девушка, рядом с нею горец в черкеске. В лице – и властность, и мольба.
– Это Шамиль и его пленница Анна, дочь армянского купца Улуханова, – объясняет Мариам, прочитав вопрос в моих глазах. – Впоследствии – Шуанат. Она приняла ислам и вышла замуж за Шамиля.
– Откуда эти прекрасные картины? – спросила я и тут же уловила смущение в лице хозяйки. Ответ объяснил её смущение.
– Это я рисовала…
– Так вы ещё и художница! – Я не сдержалась от восклицания. – Врач, романист, поэт да ещё художник!
Мариам смеётся.
– Не преувеличивайте моих достоинств. Я давно уже не рисую, а эти картины написала, потому что душа требовала…
А вот ещё одна картина. Высокая гора, на плоской крыше её лепятся сакли, а у подножия горы бьются морские волны. Подпись гласит, что это древнее городище Тарки. Я удивлена: я знаю, что над Махачкалой возвышается гора Тарки, но море?..
И моё любопытство вознаграждено пояснением художницы.
Над Махачкалой действительно возвышается гора Таркитау, а на ней – селение Тарки, когда-то древнее городище. В то время Каспийское море плескалось у самой подошвы Таркитау, но потом отступило.
На бывшем дне вырос порт Петровск – наша современная Махачкала. В VII веке в городище Тарки поселились хазары-тюрки – народ, принявший иудаизм, и торговый народ – таты, иранского происхождения, тоже исповедующие иудаизм.
< image l:href="#"/>Я пристально смотрю на картину. Тарки – высоковысоко, под самым небом, где парят орлы, где переливаются самоцветами под лучами южного солнца скалы. Не это ли романтическое местечко подарило миру отца и сына Тарковских? Может быть, отвечает мне Мариам, возможно, Тарки – древняя родина Арсения и Андрея. Там жители – все Тарковские…
Мой взгляд переносится на старинные фотографии, что развешаны по стенам сакли. Вот молодой чернобровый горец в папахе и русская девушка. Чуть склонила голову к его плечу. Интересуюсь, кто это, снова узнаю поразительную историю. Это родители Мариам – Ибрагим и Прасковья.
Удивляюсь ещё больше, когда узнаю, что мать Прасковьи Петровны – бабушка Мариам Елена Васильевна, урождённая Пущина. Итак, ещё одна приятная новость: Мариам – правнучка Василия Ивановича Пущина, друга Пушкина, декабриста! Не от этого ли рода она унаследовала гордый нрав, талант, бескомпромиссность? А может, всё это ей пришло по линии отца – Ибрагима? Кто знает…
Издательство «Советский писатель» известно в нашей стране и за её пределами, создано при участии Максима Горького. Многие книги, ставшие классикой, увидели свет в его стенах. Я считаю одной из своих жизненных удач служение литературе в этом благословенном месте.